Але́ппо, также Ха́ляб (араб. حَلَبُ Ḥalab; др.-греч. Βέροια, лат. Berœa) — крупнейший город Сирии и центр одноимённой, самой населённой мухафазы страны. Расположен в нахии Горы Симеона, района Джебель-Семъан. На протяжении многих веков Алеппо был самым крупным городом в Великой Сирии и третьим по величине в Османской империи, после Константинополя и Каира.
Описание[]
29 января 1195
Оставив Сирийскую пустыню к востоку от себя, а массивные прибрежные горы – к западу, мы добрались до Алеппо за каких-то пятнадцать ночей. Мы двигались медленно и осторожно. Сам маршрут не приносит особых тягот, а горы являются хорошей защитой от лагерей крестоносцев, еще разбросанных по всему берегу Средиземного моря, зато все те смертные, кого захватчики вынудили покинуть свои дома и стать разбойниками, бродят вдоль дороги на Алеппо, ища, чем бы поживиться на этих камнях. Зимние холода лишь сделали их еще более отчаянными. Мы передвигались только в самые темные ночи, избегая даже света луны, чтобы не нарваться на драку.
Алеппо – независимый город, правители которого с X века происходят из мусульманских династий. В теории, он расположен на землях, находящихся под властью султаната Айюбидов. Но влияние крестоносцев здесь гораздо сильнее; семьдесят лет назад Алеппо выдержал долгую осаду, остался непокоренным, и с тех пор его не пытались захватить. С таким прошлым городу трудно было бы не процветать. Его расположение на значительном расстоянии и от берега Средиземного моря на западе, и от реки Евфрат на востоке, обеспечило его благополучие на тысячи лет. Амореи, хетты, ассирийцы, персы, греки, римляне, византийцы и, наконец, арабы – все они проливали кровь в борьбе за владение этим городом. Следы ушедших цивилизаций можно увидеть на улицах и в зданиях Алеппо – и в существах, бродящих по городу в ночи.
Каиниты Алеппо никогда на моей памяти, да и на памяти моего сира, не были единой силой. В городе нет султана или кого-то еще, кто принял бы на себя бремя верховной власти. За право командовать в Алеппо соперничают трое вампиров, происходящих из разных эпох прошлого. Все они обладают значительной мощью, и город как бы подвешен между ними и подобен хрупкому сосуду, покоящемуся на треноге. Каждый из этих владык породил потомство, что еще более осложнило борьбу. До упомянутой мною ранее осады эти выводки были довольно многочисленны. Однако в окруженном городе, где смертные жители боролись за выживание, даже любимых потомков, бывало, отправляли за стены, чтобы найти пищу в стане осаждающих или погибнуть в попытке накормиться. Теперь воинственные новообращенные вампиры вновь кишат в ночи Алеппо, обманывая и устрашая, но их древние предки не забывают никого из погибших. И в своих утратах они винят друг друга.
Если же кому-нибудь посчастливится не ввязаться в кровожадные политические игрища города, он окажется в замечательном месте для торговли. Мои прошлые сделки здесь приносили солидную прибыль, и я уже предвкушаю возобновление своих знакомств. Ремесленники Алеппо производят красители самых чистых и глубоких оттенков, какие можно достать вдоль побережья Средиземного моря, и потому местные ткани и кожи пользуются высоким спросом.
30 января 1195
Проходы базара в Алеппо крытые, что позволяет самым храбрым из нас бродить по ним до заката солнца. В писках выгоды, ради дела я могу проявить отвагу, поэтому я отправился на улицу. От этих ощущений кровь моя бурлит. Я успел переговорить с двумя торговцами, прежде чем базар начал сворачиваться на ночь. Во тьме покрывала, укутывающие прилавки в лабиринте проходов, напоминают призрачных мотыльков, порхающих вокруг цитадели на высоком холме в центре города. Я слышал рассказ о том, что когда-то город стоял на равнине, но поколение за поколением люди возводили свои дома на остатках старых строений, пока не появилась нынешняя впечатляющая возвышенность. Проходы и стоки под цитаделью дают убежище большинству городских каинитов, и они затрачивают массу сил на выкапывание новых туннелей в поисках тайных путей к укрытиям своих врагов.
Пробираясь под сенью крыльев базарных "мотыльков", я случайно увидел знакомое мне лицо – по правде говоря, слишком безобразное, чтобы забыть его. Этот лик принадлежал Самси, Носферату по крови, а если судить по имени – женщине. Я вежливо поздоровался с ней, и она ответила мне взаимным приветствием, восславив Пророка. С ее стороны это было просто знаком уважения: сир Самси бродил по улицам города еще во времена империи ассирийцев, и, полагаю, он и его потомки почитают какого-то древнего бога. Однако позже в разговоре она упоминала о своих собратьях по клану, принадлежащих к Аширре, и многих других. Взяв меня за руку (что я позволил ей сделать с содроганием), она повела меня по извилистым улочкам, чтобы познакомить со своим новым близким другом по имени Коссос, который когда-то был одним из молодых смутьянов Алеппо. Этой ночью он, запинаясь, приветствовал меня на арабском языке, а не на привычном для потомков эллинов греческом; он объяснил, что практикуется, чтобы лучше понимать Священный Коран.
К этому моменту мое самообладание улетучилось, уступив место крайнему недоумению. Как резвые дети, эти двое тянули меня к цитадели, намереваясь показать мне нечто весьма для них ценное. В длинной, узкой пещере под скалой была прорублена молитвенная ниша, где когда-то стоял алтарь, посвященный Хуррису, богу ночи древнего государства Миттани. Обломки тяжелого каменного идола, изображавшего быка, все еще лежали рядом на полу. Возле ниши на коленях стоял Варро – один из старейшин, составляющих триумвират Алеппо. Коссос сделал несколько шагов вперед, чтобы помолиться рядом с ним, а Самси, наоборот, отступила на почтительное расстояние; я же, развернувшись, выскочил из темного прохода в холодный зимний воздух.
Я уже отписал послание моему сиру и поручил Санжару доставить его на побережье. Теперь я спешу написать эти строки в надежде, что мне не придется потом под принуждением вырывать эти страницы из дневника. Наверное, я должен радоваться тому, что целый город каинитов обратился к исламу, но не верю, что это на самом деле произошло с их сердцами. Меня охватывает ужас при мысли, что за существо может обладать таким могуществом, чтобы подчинить себе сердца тех троих вампиров, что веками боролись за этот город. Знаю лишь, что не хочу оказаться мухой в паутине этого создания, а еще – что для меня будет величайшим оскорблением, если моя вера и вера миллионов других будет использована как старое одеяло, которым притушат пожар Алеппо. Я должен скорее уехать отсюда, пока мое сердце не ожесточилось сильнее.