Мир Тьмы вики
Advertisement

Иерусалим - священнейший из городов, расположенный на Ближнем Востоке. Он одновременно является святым для христиан, иудеев и мусульман.

Описание[]

27 декабря 1194

Дорога до Иерусалима заняла больше двух недель, и порой нам приходилось даже брести сквозь пургу. Через несколько дней после отправления из Каира нам пришлось снизить наш бешеный темп, иначе суровый холод пустыни наверняка бы прикончил нашего погонщика. Когда мои страхи улеглись, караван вернулся к обычной скорости. Теперь мне остается лишь надеяться, что мой корабль достигнет моря без новых происшествий.

Приблизившись к городу, мы разделились: Санжар с вьючными верблюдами отправился в обход, а я решил пройти через Золотые Ворота к Куполу Скалы. Это, конечно, было грубым отступлением от традиции, согласно которой торговый люд не может входить в священный город через эти ворота, но ведь на деле я прибыл в Иерусалим не ради торговли. В годы испытаний, которые претерпел город, мои знакомые были убиты, умерли с голоду или мудро решили переехать куда-нибудь еще. Половину торговли контролирует Мушакис по имени Азиф, а другую – вампир по имени Варшик, чьего происхождения я не знаю. Единственный член моего клана в городе, с кем я знаком, – это женщина-убийца по имени Хабиба. Она обитает за городом, в пещере на склоне Елеонской горы. От одного ее присутствия рядом мне становится не по себе. Я вообще не посещал бы Иерусалим, если бы не находящиеся здесь святыни.

Прогулка под сводом Золотых Ворот причинила мне некоторое неудобство. Приближение к Куполу Скалы сделало боль от близости святыни почти непереносимой. Я так и не смог войти внутрь благословенного строения, и мои страдания доказывают, что я пока что не достоин переступить его порог. В такие времена я роняю пару слезинок по своей утерянной смертности, но меня уже давно не утешает осознание того, что самый распоследний опустившийся смертный способен войти под Купол Скалы, а я – нет. Я прошел в укрытие мусульманского квартала, но все же я ощущал теперь себя очищенным, оголенным, как будто на коже моей открылись язвы, и через них вышла наружу вся греховность, накопленная с тех пор, как я соблюдал все требования моей веры. Я присоединился к Санжару как раз, когда он раздавал на Дамасском базаре взятки страже и бандитам попеременно, чтобы наш маленький караван не трогали до моего прихода.

Мы отдохнем здесь день или два. Мне нужно поохотиться, чтобы восстановить силы, а затем мы отправимся в Дамаск.

Название[]

История, культура, религия… все это слилось воедино, чтобы создать Иерусалим. Рушалимум, Шалем, Ершалаим, Ир Давид, Элия Капитолина, Байт аль-Макдис, аль-Кудс… неважно, как изменялось его название с течением времени, но Иерусалим был всегда.

Согласно легенде, название города происходит из древнееврейского "иерашалаим", то есть "город мира" – совершенно неподходящее имя для города, который столько раз был объектом сражений. Сомнительно и то, что слово "Иерусалим" вообще уходит корнями в язык иудеев: так называлась деревенька на вершине одного из холмов, существовавшая задолго до того, как их народ пришел в эти места.

По другим сказаниям, это название имеет религиозное происхождение, означая "основанный богом Шалемом". Если так, то город Шалема надолго пережил его самого, да и всех тех, кто ему поклонялся.

История[]

Начало[]

Независимо от того, как называлось это поселение, известно, что люди жили на этих холмах с весьма давних времен. Еще в XIV веке до н.э., когда Египтом правили Ахенатон и Нефертити, староста селения Иерусалим посылал им письменные обещания верности. Он клялся своим господам в вассальной преданности, а кроме того, сообщал причины, по которым с его земель в эту годину не поступили подати в ежегодно снаряжаемый караван с данью.

Как и прочие города этого региона, Иерусалим изначально был заключен в круг стен. Некоторые удачно размещенные поселения (Иерусалим в том числе) не только имели разумно устроенную систему отвода стоков, позволяющую избежать наводнения, но и шахты, пробитые сквозь скалу вниз к родникам под городом. На случай осады Иерусалим имел надежный источник пресной воды.

Селение на вершине холма в разные эпохи занимали разные обитатели, практически не оставляя следов своего пребывания. Не существует твердых доказательств того, что здесь процветала торговля или ремесла, не найдено никаких глиняных черепков и никакой характерной каменной кладки, которые бы рассказали нам о том, для кого эти места были домом. Единственные имеющиеся свидетельства того, что здесь существовало поселение, – это случайные упоминания о нем в сухих отчетах. Иерусалим, возможно, и существовал уже давно, но довольно долгое время был отдаленным уголком известного людям мира.

Но все это изменилось, когда около XIII века до н.э. последователи божества по имени Яхве бежали из Египта после 430 лет рабства. Направляемые Яхве, они отправились на северо-восток, в земли, именуемые Ханаан. Яхве определил географические границы региона, дарованного его последователям, но открыл им, что завоевать ее они должны сами. Сорок лет спустя последователи Яхве прибыли в свою Землю Обетованную и стали воевать с местными племенами. Они захватили большую часть территории, порабощая или убивая тех, кто сопротивлялся, но их отряды, как волны, раз за разом разбивались о стены Иерусалима и нескольких других окруженных стенами поселений.

Город Давида[]

Неизвестно, как именно Иерусалим подпал под власть последователей Яхве. Религиозные сказания, поведанные победителями, говорят о мирной оккупации и о постепенном обращении побежденных после многих лет сопротивления. Шепотом расходились рассказы о мистических силах, достаточно мощных, чтобы разрушить стены и засыпать пылью колодцы, защищенные городскими стенами, не оставляя вождям иевусеев иного выбора, кроме как сдаться. А история, как все мы отлично знаем, пишется победителями.

Итак, оборона Иерусалима пала, и город был захвачен войсками царя Давида. В последующих завоеваниях горожан убивали и изгоняли, но пока что народ Давида и побежденные иевусеи сосуществовали в гармонии. Этот переход был настолько тихим, что советники Давида просто заняли должности в уже функционировавшей системе государственного управления, вместо того, чтобы организовывать в городе собственное новое руководство. Как сказал об Иерусалиме пророк Иезекииль, "твой корень и твоя родина в земле Ханаанской; отец твой аморрей, и мать твоя хеттеянка", и эти слова убедительны и выглядят трезвой оценкой повседневной жизни города. Хотя Иерусалим не был изначально центром монотеистической религии (да и последователи Яхве, если уж на то пошло, этим не отличались), политические и экономические процессы, а также бесконечные повторения сказаний все же вели население города этим курсом.

Спустя недолгое время после захвата Иерусалима Давид уже был царем объединенной Израильской земли и перенес свой дворец из Хеврона в Иерусалим – город, который позже назовут "ир Давид", то есть городом Давида. Царь и последователи Яхве также переместили в город свою ценнейшую святыню, Ковчег Завета, закрепив, таким образом, за Иерусалимом статус центра политической и религиозной власти Израиля. Разросшееся население города привлекло в его предместья Гангрелов и Носферату, кочевавших в поисках прокорма.

Соломон и его храм[]

После смерти Давида на престол претендовал его старший сын. Однако трон вместо него занял Соломон, и случилось это около 960 года до н.э. Чтобы выказать свою власть, богатство и продемонстрировать свои идеалы, Соломон занялся строительством, используя значительные богатства, оставленные Давидом (по большей части это была дань с подчиненных территорий).

Соломон распорядился расширить периметр стен города, чтобы выделить место для новых строений. Его рабочие и рабы перемещали почву, чтобы создать возвышенность для царского дворца, а также выровняли макушку Храмовой горы, на которой и был воздвигнут Храм, а в нем установлен Ковчег Завета. Соломон заключил договор с царем Тира, и тот передал ему ценные материалы и отдал в помощь своих искусных ремесленников, многие из которых (включая Тореадора по имени Элш) прибыли из Тира, чтобы участвовать в создании будущего Храма Соломона. Все это масштабное строительство, однако, опустошило царские сундуки, и Соломон даже был вынужден передать часть своих владений Тиру в уплату долга.

В течение последующих двух тысячелетий вершину Храмовой горы занимали несколько самых разнообразных строений. Большая их часть была посвящена вполне определенным божествам, и со временем Храмовая гора стала самым почитаемым местом для двух из трех монотеистических религий мира. Но и с самого начала Яхве не являлся единственным божеством, чьим местом пребывания стал Иерусалим, и иные божества также получали подношения и жертвы. Хотя в убранстве Храма Соломона художники тщательно избегали каких-либо изображений Бога, в украшении присутствовали образы серафимов и херувимов, равно как и других местных языческих символов. Соломон также потрафил иевусеям, разрешив им возвести храмы во имя большого числа прочих местных божеств.

Амбициозная программа строительства, развернутая Соломоном, совершенно истощила казну. Его наследник, Ровоам, оказался перед выбором: либо сократить расходы на содержание царского двора, либо увеличить и без того тяжкое бремя податей, чтобы увеличить приток средств. Не желая прибегать к первому способу (царю пристало блюсти лоск своего окружения), он попытался пойти по второму пути; это привело к тому, что северный регион царства откололся окончательно и сформировал новое государство, Израиль. Ровоам остался правителем Иуды (позже Иудеи) и Иерусалима. Потрясая кулаком в сторону Израиля, он бежал в Иерусалим, когда солдаты вновь созданной израильской армии насмерть забили начальника его рабов камнями и стали угрожать ему наступлением.

Разделение когда-то единой территории на два меньших государства сделало каждое из них более уязвимым к нападению извне. К тому же в регионе существовало еще несколько государств, которые время от времени объединялись, чтобы сопротивляться захватчикам.

Цари и страны[]

Когда около 724 года до н.э. к городу подступили ассирийцы, Ахаз, бывший в то время царем Иудеи и Иерусалима, предпочел не вступать в антиассирийский союз небольших местных государств. Непонятно по какой причине он проигнорировал настоятельные советы своего приближенного, первосвященника и пророка Исайи, и добровольно подчинился правителю Ассирии. В дальнейшем Ахаз продолжил демонстрировать свою покорность захватчикам, осквернив Храм Соломона: он поместил на алтаре символы ассирийских культов, несмотря на то, что сами ассирийцы не имели привычки насаждать свои религиозные обычаи у покоренных народов (даже если те не имели ничего против). Однако при всем этом, когда Израильское царство и его союзники были завоеваны, Иудея и ее царь Ахаз оставались нетронутыми.

После смерти Ахаза к власти пришел его сын Иезекия. Устыдившись религиозных метаний своего отца, он возродил каноны почитания Яхве и убрал идолы с алтаря в Храме. Иерусалим оставался в безопасности, а тем временем армия ассирийцев подавляла мятежи в раздробленной северной Палестине и изгоняла оттуда израильтян десятками тысяч. На их место приходили поселенцы из соседних земель, в то время как часть покоренных жителей Израиля мигрировали на юг, в Иерусалим. В результате город стал быстро разрастаться, увеличившись за два десятилетия втрое. Рост шел в двух основных направлениях: к западу и к юго-западу от Храма.

Каиниты города также процветали. Приток новых жителей в город не только существенно увеличил местные стада, но и принес с собой новые идеи. А новые идеи означают появление новых возможностей, шансов расширить и укрепить свое влияние.

Через десять лет правления Иезекия, царь Иерусалима, возглавил новый союз (в который входил и северный сосед – Израильское царство), целью которого была новая попытка вырваться из-под власти ассирийцев. Иезекия даже улучшил снабжение города пресной водой, прорыв в скале тоннель и укрепив городские стены – и лишь потом осознал, что Иерусалим не имел не единого шанса выстоять против всей армии ассирийцев. Когда ассирийцы и их союзники собрались под стенами города, разгневанные брошенным им вызовом, Иезекия предпринял жалкую попытку смягчить их сердца и послал им дары. Дары ассирийцев не впечатлили, и они приготовились к атаке.

Оказавшись перед всё возрастающей угрозой уничтожения, каиниты Иерусалима отложили в сторону все свои разногласия и впервые сформировали коалицию, объединившись под предводительством мастера-оружейника из клана Вентру. Используя скрытность и знания древнего Носферату, вампиры собрали силы и приготовились выкосить чересчур самоуверенных ассирийцев, вставших лагерем за стенами. Пророк Исайя (тот самый, советы которого так настойчиво отвергал отец Иезекии), все это время предсказывал, что Яхве на этот раз защитит свою твердыню – если жители Иерусалима положатся на его помощь вместо военной силы или политических интриг. И Яхве действительно уберег город: он послал ангела, чтобы уничтожить армию ассирийцев. Ангел действовал столь успешно, что лишь немногие выжившие воины сумели уйти домой.

Ангел, которого якобы послал Яхве, вовсе таковым не являлся. Угроза все еще зыбким местным основам влияния была страшнее, чем любая вражда между каинитами в прошлом или будущем. Коалиция потомков Каина пришла к решению, что войско, расположившееся под стенами города, представляет собой опасность, перетерпеть которую невозможно. Покинув Иерусалим, каиниты методично вырезали гордых ассирийцев, оставив за собою залитое кровью поле. Немногих солдат – как правило тех, кто сидел поближе к огню костров, оставили в живых, чтобы было кому сложить легенды о могущественной защите, дарованной городу Яхве; но все свидетели с обеих сторон приписывают резню пособничеству Яхве, а никак не каинитам. Сказания о той кровавой ночи дали потенциальным захватчикам повод засомневаться в мудрости своих планов.

Разумеется, среди наиболее благочестивых Носферату существует школа мысли, проповедующая идею о том, что той ночью они действовали как посланники Господа, а не по собственной инициативе. Прочие каиниты считают такую точку зрения суеверием и чепухой, но изящество таких гипотез как раз и состоит в том, что опровергнуть их нельзя…

Иезекия на недолгое время стал героем, но долгосрочные последствия оказались опасными: вместо того, чтобы попытаться защитить себя от будущих нападений, горожане уверовали в то, что в час невзгод смогут положиться на божественное вмешательство. Иезекия успешно "спас" Иерусалим, но одновременно растерял большую часть своего влияния над территорией, окружающей город. Иерусалим более не являлся столицей Иудеи, он был низведен до положения лишь еще одного полиса, ненадежно притулившегося на проселочной дороге.

Сыну Иезекии, Манассии, было всего 12, когда он воссел на трон отца, и он правил Иерусалимом в течение 55 лет. Недовольный своим положением правителя обыкновенного города вместо лидера государства, царь отвернулся от обычаев отца и обратился к отступническому почитанию Ваала. Он выстроил храмы и возвел алтари в честь Ваала, а также, на всякий случай, прочих божеств и демонов – всех, каких нашел. Манассия занимался предсказаниями и гаданиями, совещался с духами и демонами. Он распорядился вырезать идола Астарты и установил его в Храме Яхве.

Поскольку Ваал требовал кровавых жертвоприношений и подписания чернокнижных договоров, жрецы Баали, пришедшие к власти, решили очистить город от враждебных им каинитов, и те невидимые мстители Яхве, кто не успел ускользнуть или укрыться (как затворники Носферату), были затравлены, как дичь, и уничтожены. Попытки Манассии призвать демонов были столь неумеренными, что кровь невинных, которую он пролил, заполонила улицы Иерусалима во всех концах города. Возможно, Манассия полагал, что обширность и энергичность его идолопоклонничества ублажит ассирийцев, но, очевидно, его усилий было недостаточно. Яхве, напротив, был чрезвычайно недоволен и дал знать, что "вытрет Иерусалим так, как вытирают чашу, — вытрут и опрокинут ее".

Изгнание в Вавилон[]

В 605 году до н.э. Вавилонское царство, где правил царь Навуходоносор, завоевало и Египет, и Ассирию; Иудея вместе с Иерусалимом стали его вассалами, как и все прочие государства в регионе. Правитель Иерусалима Иоаким попытался заявить о своей верности Египту вместо Вавилона, но последствия этого были ужасающими. Иоаким считал, что Яхве снизойдет и явит очередное требуемое горожанами чудо, если те просто будут раз за разом повторять "Этот Храм во славу Яхве!" Увы, оставшиеся в городе каиниты не намерены были вновь жертвовать собой ради смертных, а Иоаким неверно выбрал время для новой просьбы о чуде, как это получилось у Иезекии. Поэтому никакие ангелы-мстители не явились, чтобы уничтожить вавилонян.

Иоаким скончался, не успев увидеть результатов своего неповиновения, и оставив своему сыну, Иехонии, "удовольствие" столкновения нос к носу с армией разъяренного царя вавилонян. Жители Иерусалима продержались целых три месяца, а потом, в 597 году до н.э., были вынуждены сдаться. Вместо того чтобы разрушить город, Навуходоносор забрал его сокровища, а затем приказал, чтобы воины Иерусалима, а также те горожане, кто занимался торговлей оружием и управлением городом (всего около десяти тысяч человек), были все отправлены в Вавилон в качестве пленных.

На трон Иерусалима Навуходоносор посадил дядю Иехонии, Седекию, и восемь лет спустя тот поднял новое восстание. К этому моменту терпения Навуходоносора лопнуло. Его армия осадила Иерусалим, и через восемнадцать месяцев стены города были пробиты. На сей раз царь приказал сровнять город с землей, чтобы местное население вновь не взяло оружие в руки. Войска завоевателей сожгли город дотла, а большая часть оставшихся горожан была отправлена в Вавилон. На полях стоит отметить, что именно после этих событий Ковчег Завета бесследно исчез, и не осталось никаких записей о его истинном местонахождении.

Итак, в 586 году до н.э. Иерусалим опустел. Стены города пали, а земля была усыпана камнями и кусками изрубленных тел. Храм также был снесен. Поля, разбитые на склонах холмов, были выжжены, а деревни вокруг заброшены. Те из каинитов, кто не успел сбежать при развертывании осады, были вынуждены искать приют в пещерах неподалеку.

Восстановление города[]

Медленно, понемногу люди пробирались обратно в иерусалимские земли. Затем, после серии великолепных политических ходов и решительных военных побед в Вавилонское царство ворвался Кир, царь Персии. Он приказал, чтобы Храм в Иерусалиме был отстроен заново и воссиял в своей славе. И в 538 году до н.э. из Вавилона в Иерусалим выдвинулся поезд, состоявший из "сорока двух тысяч трехсот шестидесяти человек, кроме рабов их и рабынь их, которых было семь тысяч триста тридцать семь; и при них певцов и певиц двести. Коней у них семьсот тридцать шесть, лошаков у них двести сорок пять; верблюдов у них четыреста тридцать пять, ослов шесть тысяч семьсот двадцать". Число вампиров, отправившихся с этим караваном, неизвестно, хотя несколько представителей клана Равнос наверняка присоединились к возвращающимся изгнанникам по пути.

К сожалению, природные условия в окрестностях Иерусалима и на месте самого города не внушали вернувшимся иудеям оптимизма относительно их будущего. Территория, в сущности, все еще была необитаема, поэтому после первоочередных жертвоприношений и молитв настал черед подумать о более насущных аспектах выживания. Было, конечно, и ликование от того, что люди вновь вернулись в свой город. Вот только самого Иерусалима не было, и большая часть вернувшихся иудеев поселилась вне территории прежнего города, к югу от него. Основными задачами стало отстроить дома, засеять поля и наладить торговые отношения с окружающими селениями. Земля, однако, была все еще в плохом состоянии после отмщения, которое учинил Навуходоносор. Урожаи оказались скудны, дичи также было мало, и перспектива выживания выглядела сомнительной.

Требованием Кира же было отстроить Храм. В начале 520 года до н.э. вернувшиеся из Вавилона иудеи собрались, чтобы возвести новый алтарь на месте старого. Они исполнили надлежащие ритуалы, прочли молитвы и принесли на новый алтарь достойные жертвы… и на этом восстановление храма снова приостановилось. Люди вернулись к возделыванию полей, все еще пытаясь взрастить хилые посевы на истощенной земле. Лишнего времени или сил, которые можно было бы потратить на цели общественного строительства, пока ни у кого не было.

В августе, однако, появился человек, имевший принципиально иное мнение. Это был Аггей, один из тех пророков, которые появлялись, похоже, всякий раз, когда Иерусалим терял направление развития. Он высказал мысль о том, что горожане делают все наоборот. Да, урожаи скудны, и жизнь трудна, говорил он, но если Храм не будет восстановлен – или пока этого не произойдет – все останется как есть. Яхве нужен Храм, и тогда он дарует своей земле процветание. А жители Иерусалима поставили побочное вперед главного; начать же следовало с того, чтобы восстановить дом почитания Яхве, а уж потом только заботиться о собственных лачугах.

Основание Второго Храма было заложено всего лишь несколько месяцев спустя. Но по мере того, как стены нового Храма стремились ввысь, среди тех, кто прожил достаточно зим и помнил, каков был Храм до изгнания, зрела озабоченность. Как могли эти бедняцкие потуги хотя бы отдаленно походить на славного предшественника?

Тем не менее иудеи, вернувшиеся из вавилонского плена, тщательно охраняли свой строящийся Храм. Однажды к ним пришли представители местного населения (ведь в Вавилон угнали не всех горожан до единого), и предложили свою помощь. Они тоже почитали Яхве и с не меньшим энтузиазмом восприняли идею восстановления Храма. Более того, они все это время оставались на выжженной земле Иудеи, поддерживая в себе веру, пока их более удачливые собратья обретались в Вавилоне.

Те же, кто вернулся, были исполнены важности от благоволения царя Персии Кира и данного им задания; кроме того, они не терпели лишений от рук вавилонян. Эти пришлые иудеи были хорошо организованны, уверенны в себе и склонны к конфронтациям, и они не считали местных своими собратьями по крови и по вере. Вместо этого пришельцы заявили местным жителям, что-де те не смогут помочь в восстановлении Храма. Более того, вера тех, кто остался, наверняка запятнана пребыванием вдали от основной части приверженцев Яхве, изгнанных в Вавилон, и потому они не могли бы войти и молиться в Храме, когда тот обретет былую славу. Оглядываясь назад, такое отторжение местного народа – рядом с которым вернувшимся иудеям предстояло жить – не было мудрым шагом. Согласно видению пророка Аггея, Иерусалим должен был стать открытым городом. Аггей предлагал даже не восстанавливать разрушенные стены города, чтобы люди могли приходить и уходить по своему желанию.

Кроме того, большая часть города все еще лежала в руинах. Что плохого могло приключиться, если позволить местным протянуть руку помощи в отстройке храма? И обиженные люди отплатили на подобное высокомерие пришельцев, закидывая камнями и священников, и работающих фермеров. Вернувшиеся иудеи всерьез опасались нападения.

Новости о недовольстве местного населения докатились до Вавилона, и восстановление Храма Соломона оказалось под угрозой. Незадолго до наступления 444 года до н.э. виночерпий вавилонского царя, иудей по имени Неемия, испросил разрешения отправиться в Иерусалим и помочь в восстановлении городских стен. Получив согласие, Неемия отправился в Иудею с весьма малочисленной свитой, в которую, однако, входил Каппадокиец по имени Абрахам. Неемия вошел в город незамеченным, не объявляя о своем прибытии, и три дня и три ночи бродил по развалинам, когда-то называвшимся Иерусалимом.

Уже прошло почти сто лет с той поры, когда царь Кир даровал разрешение на то, чтобы культ Яхве вернулся в Иерусалим, и выделил деньги его последователям. Через век после возвращения иудеев в свой город он все еще представлял собой груды камней и мусора. Укреплений не существовало, в торговых рядах царила неразбериха, а строители Храма жили в хибарах. Священники Храма разбили лагерь посреди руин старой крепости, надеясь найти там хоть какую-то защиту от набегов все еще отторгаемого ими местного населения.

Как только Неемия представился священникам и выразил недоумение, испытываемое вавилонским царем относительно их успехов, те в смущении приложили огромные усилия, чтобы наконец укрепить город. За пятьдесят два дня, в течение которых трудились все, включая самих священников, стены были возведены заново. Правда, при этом работникам пришлось опоясаться мечами, чтобы в процессе укладки камней защищаться от местных жителей. Новые стены окружили город в 444 году до н.э.

От города, однако же, все еще мало что оставалось. Никто не желал переезжать внутрь кольца стен, чтобы обосновываться на куче строительного мусора. Задача восстановления самого Иерусалима казалась непосильной – необходимо было восстанавливать практически все, при этом постоянно опасаясь нападений со стороны местных. Зачем покидать относительно удобное жилище в деревне или на ферме, чтобы поселиться в наполовину отстроенном городе с беспокойными соседями?

Неемия же полагал, что город, посвященный Яхве, должен быть заселен. Он организовал нечто вроде лотереи, в которой каждый десятый "выигрывал" обязанность переселиться в Иерусалим. Ему удалось представить этот розыгрыш как религиозный долг верующих, но можно было с уверенностью предположить, что "победители" и их семьи были далеко не рады оказанной им чести.

Неемия, как наместник региона, очевидно, обладал значительной властью. Он не только сумел реализовать свою идею "лотереи", но и принудил местную знать отказаться от взимания пошлин – ход, который оказался весьма популярен среди бедняков, но восстановил против него людей побогаче. Затем Неемия предпринял радикальный шаг: он запретил браки между последователями Яхве и теми, кто в него не верил. Пары, которые не соответствовали этому указу, изгонялись из города – даже если речь шла о расторжении давно заключенных, устоявшихся браков. Те из супругов, кто почитал не Яхве, а иное божество, становились изгнанниками и присоединялись к поселениям бунтарей, расположенным за городскими стенами. Все эти действия, возможно, помогали бы созданию святого города и формированию у его жителей чувства единства, но точно не способствовали хотя бы возможности появления гармоничных взаимоотношений с окружающими поселениями. Каиниты также оказались по обе стороны городских стен; один вампир наскакивал на другого, а права на пищу отстаивались скорее обоюдными предостережениями, чем договором.

К 400 году до н.э. Иерусалим наконец начал напоминать религиозный центр с жизнеспособной – хотя и шаткой – экономикой и медленно растущим населением.

Антиохия в Иудее[]

Несмотря на тот факт, что Александр Великий никогда не вступал в Иерусалим, он оказал на город сильнейшее влияние. Императору несколько раз приходили сны, в которых ему было сказано, чтобы он позволил жителям Иерусалима (а, следовательно, и всем иудеям, вне зависимости от того, где они жили) жить по своим законам. Такое исключение, сделанное для явно незначительного религиозного культа, будет иметь свои последствия в течение нескольких последующих столетий.

Когда Александр в 323 году до н.э. умер, где-то далеко Иудея и Израиль переживали попеременные завоевательные походы жителей Месопотамии и египтян. Эти волны неуверенного военного соперничества знакомых противников приводили жителей Иерусалима – как смертных, так и вампиров – в смятение, хотя их права, дарованные Александром, всегда соблюдались. Со временем, с запада в город пришло более цивилизованное влияние, и номинальная власть над восточным Средиземноморьем перешла к грекам.

С ростом численности кланов Тореадор и Вентру влияние греческой культуры стало постепенно распространяться по Ближнему Востоку. Мировоззрение греков, не такое замкнутое, скрытное и скованное традициями, как иудейское, склонно было поощрять обоснованность других идей, иных способов достигать нужного результата. Люди стали переосмысливать понятия "должного" поведения, "прекрасных" вещей и "правильного" миропонимания. Терпимость и интеллектуальное просвещение проповедовались одновременно с институтом рабства и молитвами.

Эллинистические традиции в Иерусалиме силой не насаждались, наоборот, обитатели города приветствовали новые образы мышления, а также сопутствующие им слабости – плоды цивилизации. В городе появились храмы греческих богов, а родители нарекали детей греческими именами. Инициатива о возведении в Иерусалиме гимнасиума, где люди могли бы изучать греческую литературу – а также заниматься физическими упражнениями на греческий манер, то есть нагишом – нашла поддержку даже у иудеев умеренных взглядов. Люди чувствовали, что создание в городе более "греческой" атмосферы могло поспособствовать развитию торговли и экономики и росту влияния города.

Антиох IV взошел на трон в 175 году до н.э.; как царь Иудеи, он должен был ежегодно выплачивать значительную дань римлянам. Однажды двое горожан, каждый из которых претендовал на пост первосвященника, затеяли нечто вроде аукционной войны за должность. Антиох с радостью принял от одного из них крупную взятку, объявил его первосвященником… а затем, когда второй предложил большую сумму, выслал первого из города и организовал покушение на его жизнь. Назначив второго первосвященником после этого, Антиох ссыпал себе в карман обе взятки.

Антиох пополнял свою казну бесчестными способами вроде этого. И когда караван с податями для Рима покидал город, у царя еще оставались некоторые средства. Он решил отправить в метрополию несколько большую сумму, а взамен получил разрешение переименовать город. В честь местных правителей и самого царя Иерусалим стал называться "Антиохия в Иудее".

Помимо прочего, Антиох был склонен к излишней подозрительности, и после нескольких доносов стал полагать, что изгнанный кандидат на пост первосвященника на самом деле пытается не вернуть свое религиозное влияние, а поднять открытое восстание против царя (надо полагать, что армия, которую собрал несостоявшийся жрец, имела немалый вес в формировании такого мнения). В отместку Антиох в 169 году до н.э. разграбил сокровища Храма, а затем срыл городские стены, чтобы из получившихся камней выстроить крепость для себя и своих воинов.

Затем Антиох сделал еще кое-что, что сплотило всех иудеев и сподвигло их к открытому неповиновению. Царь не только зарезал на алтаре Храма жертвенную свинью (перед тем тайком посвятив алтарь Зевсу), но и воздвиг идола в виде каменного столпа во дворе святилища. Такое деяние явно не соответствовало широте и мудрости греческого мировоззрения, а было предательством по отношению к вере и святому Храму, исходящим от царя, который должен был хранить и то, и другое. В последующие месяцы иудеи открыто отвергли идеи и идеалы эллинизма, а против самого Антиоха, прозванного Осквернителем, в народе стало расти негодование.

Осквернение Храма Антиохом впервые подвело религиозную доктрину иудаизма к роковой черте. В те или иные моменты истории Яхве предупреждал своих последователей о том, что уничтожит их, если те ослушаются его велений. Последнее бесчестье, причиненное им, породило в иудеях ощущение множества близящихся земных испытаний, определенных их божеством всем подряд. Если же, вопреки всем преследованиям, иудеи бы повиновались воле Яхве, они в конце концов были бы спасены от любых несчастий. Мир мог обрушить на иудеев пожары и потопы, голод и болезни, жестоких правителей и преследования за веру – но, продолжая поклоняться Яхве, они бы все это пережили.

Антиох же, все продолжавший гневаться на непокорных последователей Яхве, издал указ, согласно которому новорожденные мальчики более не подвергались обрезанию. Этот обряд, однако, был физическим выражением договора между Яхве и иудеями, и запретить его было все равно что разлучить верующих с их верой. Антиох пошел еще дальше: он заявил, что иудеи должны отказаться от всех законов, отличающих их от остального населения империи. "Единое государство, единый закон" – решил он.

В книгах об этом сказано так: "Тяжело и невыносимо было для народа наступившее бедствие. Храм наполнился любодейством и бесчинием от язычников, которые, обращаясь с блудницами, смешивались с женщинами в самых священных притворах <…> И жертвенник наполнился непотребными, запрещенными законом вещами. Нельзя было ни хранить субботы, ни соблюдать отеческих праздников, ни даже называться иудеем".

Неудивительно, что все это подданным Антиоха весьма не понравилось. В 166 году до н.э. некто по имени Иуда, по прозвищу Маккавей (что означает "кузнечный молот"), организовал свой первый набег на греков. Зародившись как партизанское движение, восстание впоследствии получило помощь от Ассамитов, разгневанных вторжением развращенных западных европейцев в святые земли. Набеги были достаточно успешны и повторялись с завидным постоянством, так что Антиоху пришлось отменить свой указ о запрете обрезания. Но останавливать лавину было уже поздно. В 165 году до н.э. Маккавею удалось нанести грекам поражение. Лишь после этого Маккавей и его последователи вошли в Храм, чтобы начать долгий процесс очищения его от осквернивших его идолов.

Маккавеи отобрали Иерусалим у греков силой, но они были слабо организованы и обладали недостаточной мощью, чтобы удерживать власть и сопротивляться нападениям извне. Города-государства региона боролись друг с другом, а затем одно за одним пали перед армиями римлян. Те, кто бежал от Пунических войн (в их числе были и Бруха), возможно, именно тогда прибыли в окрестные земли. Местная политика переживала очередной переходный период, и Иудея (частью которой технически являлся Иерусалим), как и остальная Палестина, присоединилась к Римской империи. Случилось это в 63 году до н.э.

Вхождение в состав римского государства, однако, вовсе не означало, что неурядицы политического климата разрешились сами собой. В 44 году до н.э. был убит Юлий Цезарь, а с правителем Иудеи расправились годом позже. Сын убитого царя по имени Ирод в 37 году до н.э. подкупил императора Марка Антония и членов римского Сената, чтобы те подтвердили его право на трон Иудеи. В течение нескольких лет Ирод продолжал отправлять императору взятки, то и дело сопровождая их некоторым количеством очевидной лести, например, назвав "Антонией" крепость, которую он выстроил к северу от Храма. Однако как только Антоний и его любовница Клеопатра (по совместительству гуль некоего Сетита) впали в немилость у своих богов, Ирод плавно перенаправил свою лояльность на Октавиана (и ему же переадресовал свои взятки).

Взявшись изменять облик города, Ирод объявил, что собирается заодно перестроить и Храм. Городские жители отнеслись к этой идее не то что бы недоверчиво – они выразили откровенный скепсис. Они сомневались даже не в том, что Ирод сможет восстановить былую славу Храма, а уже в том, что он доведет свой план до конца. Единодушное мнение обитателей Иерусалима сводилось к тому, что второй вариант куда более вероятен, и Ирод просто снесет остатки старого здания, затеет строительство нового, а потом ему либо наскучит, либо в казне закончатся деньги, либо царь отправится воевать, или вообще умрет – в общем, так или иначе, город вообще останется без Храма.

Несмотря на непопулярность своих идей, Ирод ответил на чаяния своих подданных тем, что собрал и оплатил все необходимые строительные материалы еще до того, как нанял рабочих, чтобы те снесли старую постройку. Затем он обучил тысячу священнослужителей Храма плотницкому ремеслу и искусству каменщиков, поскольку Храм должен был быть возведен с соблюдением всех возможных священных обычаев. Итак, реконструкция Храма началась. Новое основание было огромным – оно занимало около тридцати пяти акров земли . Целый лабиринт поддерживающих структур и контрфорсов был возведен под будущей подошвой здания там, где она выходила за края естественных террас на склоне холма. Малкавианы, обитавшие в горных пещерах, обнаружили, что укрепленные подпорками катакомбы под юго-восточным отрогом Храмовой горы стали гораздо более удобными. Изгибы и повороты тоннелей предоставляли теперь лучшую защиту от солнечных лучей, чем пещеры на другой стороне долины, а кроме того, существование под Храмовой горой облегчало доступ непосредственно в город для охоты.

Восстановление Иерусалима, затеянное Иродом, одним Храмом не ограничилось. Он выстроил также ипподром и театр, несмотря на то, что эти виды развлечений были непривычны для местного населения. Все это, несомненно, пошло городу на пользу, поскольку его население за время правления Ирода выросло почти до ста двадцати тысяч человек.

К 10 году до н.э. Ирод озаботился тем, кому бы передать бразды правления – как выяснилось, имея на то веские основания. Когда в 4 году до н.э. он умер, римляне выбрали его сына Архелая в качестве этнарха , но не царя Иудеи. Архелаю было сказано, что однажды, возможно, он будет наречен царем – если докажет свою полезность как правитель.

Царь иудейский[]

Архелай не стал достойным правителем; наоборот, он быстро выказал свою жестокость, порочность и жадность. Кроме того, он высокомерно и беспечно относился к ведению собственных счетов, и неверно оценивал долю податей, которую мог безопасно отложить в собственный карман, прежде чем отправить остальное в Рим. В 6 году н.э. наместник палестинских земель отправил в Иудею войска, чтобы те конфисковали часть богатств Архелая в уплату его долгов римской казне, а также для того, чтобы провести перепись и выяснить, сколько же людей на самом деле населяет регион. Целью этого предприятия была проверка количества собираемых налогов, которое бы потом сравнили со сведениями о числе плательщиков, подаваемыми Архелаем. Так с аудиторской проверки, призванной разрешить налоговые разногласия, началась история второй из трех монотеистических религий, ныне направляющих жизнь Иерусалима.

Условия аудита требовали, чтобы каждый житель региона вернулся в родное селение, чтобы быть учтенным в переписи должным образом; посему плотник по имени Иосиф покинул город Назарет и отправился в Вифлеем, забрав с собой беременную жену. Оказавшись там по повелению римских переписчиков, проверявших делишки Архелая, жена Иосифа, Мария, произвела на свет мальчика.

Римляне, по большей части, старались не вмешиваться в дела отдельных регионов, но этому правилу были примечательные исключения. В 26 году н.э. вновь назначенный прокуратор по имени Понтий Пилат отправил в Иерусалим свои отряды с огромными изображениями цезаря. Они были размещены в городе таким образом, что попадались на глаза горожанам всякий раз, когда те обращали взгляд на Храм. Вообще в городе было так много политических и религиозных течений, что их представителям трудно было достичь согласия даже в вопросе о том, в какой стороне север. Однако любая угроза Храму порождала единый фронт сопротивления. Штандарты, несшие на себе лик цезаря, были сняты, поскольку иудеи готовы были подставить глотки под лезвия солдатских мечей, лишь бы не терпеть новое осквернение Храма.

Еще примерно четыре года спустя в Иерусалим, как паломник, прибыл пророк из Галилеи по имени Иешуа. Оскорбленный тем, что торговцы жертвенными животными и менялы промышляли прямо внутри Храма, вместо того, чтобы расположиться снаружи, Иешуа буквально вытолкал их вон. Подобное хулиганство выглядело как потенциальная физическая угроза прочим религиозным паломникам, собравшимся в городе в преддверии Песаха, а также возможной угрозой нарушения святости Храма. Местное население отреагировало в точности так же, как и в тот раз, когда Храму угрожали действия Понтия Пилата: люди стали протестовать против осквернения святилища, и Иешуа был арестован.

Проведя политическое расследование касательно того, имело ли преступление религиозную или мирскую подоплеку, Понтий Пилат возложил бремя решения дела на религиозных лидеров. Выходка паломника мало что значила для прокуратора в сравнении с возможными волнениями, которые могли бы выплеснуться на улицы из-за сорванного празднования Песаха. Иешуа (да пребудет он в мире), в насмешку прозванный римлянами «царем иудейским», был распят на кресте, а его тело, ввиду того, что близилось время Шаввата, временно было помещено в пещеру. По легенде, передаваемой в клане Равнос из поколения в поколение, некий молодой Жулик украл один из гвоздей, которыми тело Иешуа было прибито к кресту. В результате этого сам воришка, да и весь его клан был освобожден от необходимости соблюдать заповедь «Не укради».

Когда Иешуа появился на улицах тремя днями позже, слухи об этом стремительно разнеслись среди верующих людей, и число последователей пророка резко возросло. После того как Иешуа, по рассказам, вознесся на небо, большая часть его учеников покинула город, и лишь немногие остались, чтобы приобщать к своему верованию местных жителей. Члены клана Малкавиан до сих пор утверждают, что вся эта кутерьма стала одним из лучших розыгрышей в истории. Инцидент с «воскрешением» был всего лишь ловким и успешным актом разграбления могил. Нет нужды упоминать о том, что многие миллионы верующих душ не согласятся с таким толкованием.

Разрушение Храма[]

Правители быстро сменяли друг друга на троне Иерусалима (и окружающей его Иудеи); время от времени возникали восстания против римского владычества. В 70 году н.э. Веспасиан, в течение нескольких лет сражавшийся в Галилее с бунтовщиками, был провозглашен в Сенате императором. Он оставил своему сыну Титу командование армиями в регионе, и тот выказал себя чрезвычайно талантливым полководцем. В начале того же года Тит развязал военную кампанию против Иерусалима, а к маю его войска уже пробились сквозь городские стены. За неделю римские солдаты заняли территорию города вплоть до торговых рядов, выстроенных Иродом. К июлю они окружили Храм, а восьмого августа армия Тита захватила и его. Удерживая город в своих руках, Тит продержал своих воинов в городе целый месяц, а затем приказал сравнять взбунтовавшийся город с землей. Он пощадил лишь часть западной стены города, чтобы солдатам было где укрываться от непогоды. Хладнокровный римский воин по имени Марк, принявший участие в разрушении Храма и распятии восставших иудеев, был Обращен вампиром Теофилисом из клана Каппадокийцев незадолго до того, как римляне месяцем позже ушли из Иерусалима.

Даже целой армии не хватило тридцати дней, чтобы полностью разрушить такой большой город, каким был Иерусалим, и очертания его границ остались. Храм, однако, римляне уничтожили полностью: его разграбили, сожгли, а затем разобрали по камешку. В городе остались лишь немногие уцелевшие жители, посвятившие остаток своих дней на то, чтобы отстроиться заново. К этому моменту своей истории Иерусалим уже успел сменить множество названий, правителей, испытать на себе различные политические решения и стать домом для разнообразных религиозных течений. Несколько раз город был разрушен, и всякий раз отстроен заново; разгром, учиненный Титом, не стал исключением. На этот раз, однако, в Иерусалиме не объявился новый великий правитель, и в город не потекли реки золота; поэтому Храм не был вновь отстроен во всей красе и славе. После 70 года н.э. и до сего дня, вот уже одиннадцать столетий на Храмовой горе так и не появилось нового Храма, посвященного Яхве, на месте того, что был разрушен Титом. Однако, как и обещал Яхве, несмотря на опустошение, вызванное потерей Храма, иудейский народ выжил.

Элия Капитолина[]

Продолжая борьбу за избавление от владычества Рима, иудеи в 132 году н.э. попытались организовать еще одно восстание. Оно было быстро подавлено, и римляне приняли решение самостоятельно восстановить Иерусалим. На этот раз город получил имя «Элия Капитолина», в честь императора и нового божественного покровителя – Юпитера Капитолийского. Остававшиеся в городе иудеи были изгнаны, и им запрещено было возвращаться.

Политическая обстановка в регионе начала изменяться, когда император Константин заинтересовался учением христиан. Когда он в 325 году собрал церковный Собор в Никее (предположительно, по указанию Вентру), в состав приглашенных специальным эдиктом был включен патриарх города, все еще называвшегося Элией. Однако это был всего лишь реверанс в сторону столь исторически значимого города, а не следствие его экономической или логистической важности для мира той эпохи. Элия, бывший Иерусалим, мало изменилась за два столетия: старомодная, лежащая вдали от торговых путей, не имеющая ни политического, ни коммерческого значения. В городе была налажена торговля, связанная с религиозным туризмом, но едва ли он мог похвастаться чем-либо еще.

Константин распорядился перестроить церкви Иерусалима за счет своей казны. Вознамерившись возродить город как христианскую святыню, император решил, что иудеи будут допускаться в город только один день в году, чтобы оплакать разрушение своего Храма. Кроме того, особой заботой Константина стало обнаружение пещеры, в которой покоилось тело Иешуа. Из местной истории и легенд (в конце концов, прошло всего лишь три сотни лет, и в то время на устные сказания можно было положиться, в отличие от письменных источников) место расположения пещеры-гробницы было легко установить. Собственно, она располагалась как раз под храмом Юпитера Капитолийского. Поэтому именно на этом месте был воздвигнута первая в Иерусалиме церковь из тех, строительство которых оплатил Константин – Храм Гроба Господня.

Константин доверил своей матери, Елене Августе, великую ответственность: объехать весь регион с помпезным поездом, демонстрируя положительные стороны правления ее сына. Она распоряжалась возводить церкви в каждом месте, которое могло бы стать священным для христиан. Однако одно событие, якобы имевшее место в ходе путешествия Елены по Святой Земле, трудно подтвердить. Хроникер, сопровождавший ее поезд, не упоминает ничего о том, что вдовствующая императрица якобы нашла Истинный Крест. Если уж на то пошло, в записях нет ни слова и о том, что именно эта реликвия была намерением и целью путешествия Елены. Тем не менее, считается, что к 390 году подлинность Креста была подтверждена, а честь его обнаружения приписана Елене. Обломки дерева, предположительно являющиеся остатками Креста, разошлись по всему христианскому миру. Истинный Крест и Храм Гроба Господня продолжили играть весьма важную роль в истории Иерусалима и стали осью многих последующих событий.

Паломничество христиан в город продолжалось, несмотря на все тяготы пути. В 395 году во время своего путешествия к святыням Иерусалима женщина по имени Этерия была Обращена вампиром из клана Бруха. На посещение Святой Земли ее сподвигли именно слухи о находках Елены, а также возросшая популярность поездок в восточную часть региона.

На исходе века внутри христианской Церкви возникли новые смуты. От нее откололись несторианцы , а кроме того, начала расширяться пропасть между теми христианами, кто недолюбливал иудеев, и теми, кто еще помнил, что Иешуа (да пребудет с ним мир) сам был иудеем. В 438 году прошел слух о том, что иудеям позволят вернуться в Иерусалим, но когда те, кто решился на это, прошли городские ворота, на них обрушились камни. Трудно сказать, было ли это результатом землетрясений, время от времени терзающих город, или делом рук недружелюбных христиан.

В том же году одна женщина, посетившая Иерусалим, рассорилась со своим супругом, Феодосием, который, как назло, был императором. Эта дама – ее звали Евдокия – вернулась в город в 444 году и распорядилась выстроить здесь лечебницу для паломников и дом для патриарха Иерусалима. По ее приказу также были перестроены городские стены, так, чтобы огородить разрастающиеся районы к югу; кроме того, Евдокия оплатила расширение Храма Гроба Господня. Эти усовершенствования Иерусалима пришлись по нраву Тореадору Элшу, обитавшему в регионе еще со времен первого Храма Соломона, и привлекли каинитов из Италии и Византии, спасавшихся из приходящего в упадок Рима.

В VII веке н.э., после изменения политической обстановки в регионе (нарастала угроза вторжения персов), Каппадокиец Абрахам покинул Иеруса-лим. Персия уже отхватила несколько огромных территорий, принадлежавших Византийской империи. Хотя персы поначалу намеревались подчинить себе иудеев и христиан мирным путем, позже они решили захватить Иерусалим при помощи армии, поскольку из-за ссор между представителями двух верований стало ясно, что спокойно сосуществовать бок о бок под властью персов те и другие не смогут. Этерия из клана Бруха также уехала из города в Вифлеем, когда персидские армии приготовились осадить Иерусалим.

Осада длилась сорок дней, затем персы вошли в город. Пленники-христиане, способные к работе, в том числе и патриарха Иерусалима (у которого хранилась часть Истинного Креста), были отправлены в столицу персов. Власть в Иерусалиме впервые за много веков досталась иудеям. Они возобновили поклонение согласно своим традициям в предусмотренных для этого местах, а также совершили жертвоприношения на том месте, где располагался алтарь старого Храма.

Однако по неизвестным доселе причинам персы изменили свое решение. Менее чем через три года после взятия города они вновь изгнали иудеев и вернули власть в городе себе.

Аль-Кудс[]

События развивались стремительно. К 634 году мусульмане стояли лагерем вокруг Вифлеема, и взор их был устремлен на Иерусалим.

Считается, что Этерия из клана Бруха, возможно, приняла существенное участие в этом мусульманском завоевании, предоставив завоевателям все ресурсы Вифлеема для захвата Иерусалима. Предыдущие правители мало что могли предложить каинитам (особенно тем, чьи тайные планы были связаны с христианским миром, как планы Этерии), тогда как определенные тенденции, наметившиеся в мусульманских завоеваниях, предполагали, что смена власти пойдет на пользу интересам каинитов. При этом некоторые любопытные намеки указывают на то, что Этерия была, как минимум, косвенно способствовала продвижению мусульман к Иерусалиму.

Мусульмане захватили Иерусалим в 635 году; очевидно, это произошло бескровно или с небольшим кровопролитием (а также, видимо, со сверхъестественной помощью). Возможно, город испросил у осаждающих те же условия сдачи, на которых был захвачен Дамаск: обитателям города будет гарантировано сохранение жизни, имущества, места жительства и церквей (которые не будут захватываться или уничтожаться) до тех пор, пока завоеванные горожане не будут демонстрировать свою непокорность.

Мусульмане, однако, вновь изменили название города. Теперь, как гласил указ завоевателей, Иерусалим назывался Байт аль-Макдис, или "дом святыни". Через пару десятков лет это название сократилось до разговорного "святой", или "аль-Кудс". Город вновь стал открытым для иудеев и мусульман, а христианам было позволено проходить через него, так как они являлись дружественными "людьми Писания".

Мусульмане, разумеется, были отлично осведомлены о святости города и о его значимости для иудеев. Как следует из исторических хроник, мусульмане разрешили иудеям вернуться в город почти сразу же после того, как взяли власть в свои руки – так быстро, как смогли открыть ворота. Более того, иудеям немедленно позволили посещать место, где стоял Храм, и халиф Умар распорядился, чтобы Храмовую гору очистили от мусора. Христиане не застраивали вершину горы, следуя пророчеству Иешуа о том, что от Храма не останется камня на камне. Вместо этого христиане превратили Храмовую гору в огромную мусорную кучу.

После того, как вершина горы была очищена, с одного из ее краев Умар возвел непритязательного вида мечеть. Иудеям было позволено молиться возле единственной сохранившейся части Храма, которая стала известна как Стена Плача, тогда как мечеть приютилась с другой стороны горы, так, чтобы не мешать богослужению иудеев. С чисто практической точки зрения, Храмовая гора имеет плоскую вершину и при этом достаточно высока, чтобы быть заметной из большей части города – превосходное место для муэдзина, голос которого призывает верующих к молитве. Наконец, как последователи авраамической религии, мусульмане также считали это место священным.

Несколькими годами позже, в 691 году, халиф Абд аль-Малик выстроил мечеть Купол Скалы, чтобы защитить и увековечить место, с которого пророк Мухаммед вознесся на небо. За последующие несколько лет все святыни города претерпели различные преобразования, не без участия Тореадора Элша и его храмовых зодчих. Император Карл Великий также принял решение о необходимости сделать что-то для паломников, прибывающих в Иерусалим, и обеспечил строительство лечебницы, церкви и монастыря, которые были включены в комплекс Храма Гроба Господня. Монастыри строились и за городской чертой, вдали от беспорядочной городской застройки и тесноты.

Странно, но Иерусалим каким-то образом не превратился в поле битвы в ходе двух следующих региональных восстаний населения. Династии Аббасидов и Фатимидов сражались за лидерство в мусульманском мире, но различия в богословии были достаточно малы, и аль-Кудс оставался растущим и процветающим городом. Иудеи и христиане, согласно хронистам всех сторон, не страдали под властью мусульман, и город продолжали посещать безо всяких ограничений паломники, торговцы и купцы.

Иудеи также воспользовались периодом относительного спокойствия, чтобы расширить свои владения в пределах города и увеличить свою численность. После захвата Иерусалима мусульманами совет старейшин иудеев, называемый "ешива", вновь обосновался в городе. Эта группа диктовала своим людям распорядок религиозного календаря, ритуальных отправлений и законодательных решений. Через несколько сотен лет иудеи снова торговали в собственных лавках, строили школы и синагоги, и жили припеваючи.

Каппадокиец Абрахам около 815 года дал Объятья молодому ученому-иудею по имени Адам, чтобы помочь ему в его изучении священных тайн. Примерно тогда же в Иерусалим вернулся Бруха Бонифаций, восставший из торпора. Он взял на себя заботу о безопасности паломников, остановившихся в приютах, выстроенных на деньги Карла Великого, и лично уничтожил парочку наиболее неразборчивых местных каинитов за то, что они осмелились искать себе пищу в его стаде.

Тем временем в Европе Папа римский Урбан II воспылал гневом: чашу его терпения переполнили постоянные мелкие свары между европейскими государствами. В 1095 году он пришел к мысли о том, что лишь великая религиозная миссия заставит всех этих баронов, герцогов и королей трудиться бок о бок ради общего блага вместо того, чтобы вцепляться друг другу в глотки по любому поводу. Разумеется, для реализации этой идеи требовался один существенный ингредиент: враг, против которого христианская Европа была бы вынуждена сплотиться. Выбор понтифика был очевиден. Под занавес XI века Папа Урбан II призвал к освобождению Иерусалима из рук неверных сарацин.

Путь крестового похода[]

Одновременно со своим призывом Папа объявил, что паломники, направляющиеся в Иерусалим и к другим святыням, будут освобождены от подорожных пошлин и налогов на их пути по всей Европе. Мусульманские власти, однако, отказались плясать под дудку европейцев. Поэтому при пересечении границы владений мусульман пилигримам (особенно шедшим большими группами), чьи наряды с нарочитой ясностью указывали на цель их пути, обыкновенно предоставляли выбор: лишиться своего добра или своей жизни. Рассказы о подобных происшествиях докатились обратно до Европы и породили предсказуемый ответ. Причем возмущение охватило и мир нежити, поскольку каиниты (в основном христиане-Ласомбра) восприняли эти вести как вероятный признак того, что их интересы в регионе нуждаются в лучшей защите.

Вильгельм Тирский предположил, что Первый крестовый поход пришел в Иерусалим в отместку за разрушение Храма Гроба Господня, которое произошло за девяносто лет до этого по приказу халифа аль-Хакима . Интересно то, что из записей Вильгельма очевидно: несмотря на уничтожение церкви, число паломников не снижалось. Наоборот, их количество беспрестанно росло (отчасти благодаря усилиям Бонифация), и Иерусалиму требовалось все больше и больше ресурсов, чтобы эти люди были накормлены и имели крышу над головой. Правители города наконец осознали, что в их руках оказался мощный источник доходов – религиозный туризм.

Ящерица[]

За несколько сотен лет мира нашлось, однако, одно заметное исключение, и имя ему было халиф Аль-Хаким. Унаследовав от отца трон халифа Каира, этот человек, получивший прозвище "ящерица", стал яростно преследовать иудеев и христиан, особенно живших в Иерусалиме. В 1009 году он распорядился снести все церкви и синагоги города, особенно его привлекал Храм Гроба Господня. Аль-Хаким потребовал, чтобы были уничтожены даже самые камни, образовывавшие пещеру-гробницу.

Затем, наперекор учению Корана, аль-Хаким решил, что иудеи и христиане, защищенные от обращения шариатом, должны принять ислам. Тех христиан, кто отказался это сделать, понуждали носить на шее тяжелый крест, а воспротивившимся иудеям на шею вешали деревянный хомут.

После аль-Хаким обратил взор на своих собратьев-мусульман. Он объявил себя новым воплощением самого Аллаха, который вернулся на землю, чтобы явить своим последователям новое откровение. Он приказал, чтобы в ежедневных молитвах вместо имен Аллаха упоминалось его имя. Вместо того, чтобы подчиниться, мусульмане взбунтовались. То, что его собственный народ восстал против его указов, взъярило аль-Хакима пуще прежнего. В отместку халиф в 1017 году отменил ограничения, введенные им против иудеев и христиан, и вернул им их собственность.

Запреты для мусульман, напротив, были расширены. Верующим запретили соблюдать Рамадан, а также совершать хадж – паломничество в Мекку, которое каждый благочестивый мусульманин должен предпринять хотя бы раз в жизни. Таким образом, аль-Хаким подорвал два из пяти столпов ислама. Ослушников ждали пытки. В правление аль-Хакима любой, будь он высокородный или простолюдин, мог быть убит по прихоти халифа. Имеется запись о том, что некий полководец раз застал аль-Хакима за разрубанием на части тела ребенка. Он бежал оттуда и едва успел привести свои дела в порядок перед тем, как в его дом заявились палачи халифа.

К счастью, аль-Хаким не мог жить вечно. В 1021 году он выехал из Каира в пустыню, и с тех пор никто – по крайней мере, никто из смертных – его не видели. Кроме того, аль-Хакимом были разрушен не только Храм Гроба Господня. Сумасшедший халиф распорядился снести несколько других христианских церквей, а также еврейских синагог и даже мусульманских мечетей. Это распоряжение, возможно, было вызвано явлением, которое свидетели описывают как нисхождение Благодатного Огня; сам же аль-Хаким посчитал его нечестивым колдовством.

Уничтожение христианских храмов, а в особенности Храма Гроба Господня, возымело сильное влияние на лидеров римской католической церкви, а также на вампиров клана Ласомбра, таких, как Палиуро. Множество церквей, выстроенных на деньги императора Константина, стали для всего мира символами могущества и отличного устройства католической церкви и власти ее патриархов, и на их разрушение нельзя было смотреть сквозь пальцы. В 1030 году император Константин IX Мономах выделил средства на восстановление Храма Гроба Господня, которое завершилось к 1048 году. Мусульманских правителей немного раздражали лики Иисуса (да пребудет с ним мир) внутри храма, поскольку исламским законом запрещены изображения живых существ, но никаких существенных возражений против возведения церкви на священном для христиан месте они не нашли.

Победа крестоносцев[]

Город был взят утром 15 июля 1099 года. Его укрепления были пробиты с северной стороны, и рыцари рекой хлынули в Иерусалим. Они жестоко отпраздновали свою победу. Все население города, независимо от своих религиозных убеждений, было предано мечу либо огню; в резне, продолжавшейся семь дней и ночей, погибли около семидесяти тысяч горожан. Согласно записям хронистов, воины ехали верхом по колено в крови, а сами лошади были вымазаны алым до сбруи. На пересечениях главных улиц Иерусалима беспорядочными грудами были свалены отрубленные головы. Всякий, кого крестоносцы находили внутри городских стен – будь он христианин, мусульманин или иудей, каинит или смертный – умерщвлялся. Улицы, дома и городские стены сочились кровью, повсюду были разбросаны фрагменты тел.

У крестоносцев существовал весьма специфичный подход к захвату города. Если кто-либо находил дом, который ему нравился, этот человек просто вырезал хозяев, а затем вешал собственный щит на дверь, чтобы закрепить жилище за собой. Первый, кто успевал сделать это, сам становился хозяином. Все, чем можно было владеть – в том числе большая часть построек города – переходила в новые руки посредством простого убийства законного владельца. Тем временем королем Иерусалима стал Готфрид Бульонский. После его смерти от тифа в 1100 году на трон взошел его брат Балдуин.

Проблема заключалась только в одном: кто будет жить в Иерусалиме? В результате завоевания все местное население было уничтожено или разогнано, и очень немногие пожелали поселиться на их месте. Город располагался в глубине враждебных земель, а согласно правилам, установленным крестоносцами, все новые горожане должны были быть христианами.

Однако сами христиане, занявшие город, хотели вернуться в Европу, к своим земельным наделам и поместьям. Их славный крестовый поход был окончен, Иерусалим вырван из лап мусульман, и пришло время возвращаться к супругам, владениям и уже привычным политическим стычкам. Даже простые пехотинцы, не имевшие никаких особых причин идти обратно в Европу, были слабо заинтересованы оставаться в Иерусалиме. В прибрежных городах неподалеку еще можно было разжиться каким-нибудь добром.

Тем не менее, после завоевания города крестоносцы не могли просто так взять и уйти. Кому-то необходимо было остаться, и предпочтение отдавалось воинскому гарнизону. Только что учрежденный в Иерусалиме католический патриархат был влиятелен, но избалован, и вряд ли удержал бы столь важный город, как Иерусалим, без помощи вооруженных людей.

Хотя христианское население вернулось в город довольно-таки быстро, одной из проблем стало крайнее его разнообразие. Постепенно в Иерусалиме обосновались все конфессии христиан: православные, сирийцы (которые в войне оказались почти бесполезны), армяне (несмотря на непримиримую ненависть между ними и православными), грузины, якобиты, несторианцы – и это не учитывая множества различных группировок самих латинян, среди которых были германцы, испанцы, галлы, италийцы и прочие. Каждая конфессия христиан, по неким и, бесспорно, обоснованным причинам, испытывала к остальным ревность и была склонна к сварам.

Политическое и религиозное напряжение нарастало, и не только при свете дня. Обстановка в подлунном мире оставалась не менее напряженной, и передвижение между соседними районами города, придерживающимися различных верований, было затруднительным для всех каинитов, а в особенности для тех, кто еще цеплялся за свою принадлежность к той или иной вере или нации в прежней, смертной жизни. Стычки между вампирами то и дело окрашивались кровью, хотя страдали в них обычно смертные; например, бессмертные приверженцы армянской католической церкви могли в ходе «ужина» наделать шуму в квартале православных греков, и наоборот.

Крестоносцы не стали разрушать Купол Скалы и мечеть аль-Акса, возведенные на Храмовой горе, хотя мечеть серьезно пострадала. Очевидно, рыцари были осведомлены о том, что эти здания не могли являться частью Храма Соломона – да и вообще не относились к иудейской традиции – однако они, похоже, посчитали оба здания за христианские церкви, превращенные мусульманами в мечети. На основании этого ошибочного предположения крестоносцы вознамерились произвести «обратные» преобразования.

Этот процесс начался около 1114 года, а в 1142 году здания были официально освящены во славу Господа христиан. Основные возражения мусульман (ведь храм все-таки являлся объектом поклонения и для них, а Бог, Аллах и Яхве суть лишь имена) состояли в том, что христиане в своих ничтожных человеческих стараниях попытались изобразить лик Господа в процессе украшения церкви. Что интересно, крестоносцы оставили на месте поучительные исламские надписи; возможно, они просто не догадались, что причудливо изогнутые линии – это каллиграфическая арабская вязь.

На самом деле основная заслуга в сохранении интерьеров мечетей принадлежит иерусалимским христианам и мусульманам из клана Ласомбра, заключившим друг с другом ненадежное соглашение. Поскольку на тот момент влиянием в городе обладали христиане, они сумели выторговать себе больше выгод в этом договоре, чем смогли бы в другое время. Тем не менее, когда странствующий (в то время) старейшина клана Ибрагим пригрозил осесть в Иерусалиме и приглядывать за происходящим в городе лично, его слов оказалось достаточно, чтобы христиане пошли на некоторые уступки.

Однако все эти преобразования не решили основной проблемы: формирования в Иерусалиме постоянного христианского населения. Для тех, в ком еще пылало рвение совершать подвиги во имя креста, оставался один, весьма притягательный выход: создать организацию во имя служения Богу. Как пишет Вильгельм Тирский, "в тот год [1119], некоторые набожные и богобоязненные благородные рыцари, посвятив себя Господу, дали обет жить вечно в бедности, послушании и целомудрии". Король Балдуин II, а с ним множество придворных и церковных служителей даровали этой новой организации земли и прочее имущество, что-то навсегда, что-то на время, чтобы обеспечить их длительное присутствие в городе. Так был основан орден рыцарей-храмовников, или тамплиеров. Вскоре после создания орден привлек внимание предприимчивых вампиров Вентру, и вскоре некоторые из них проникли в его ряды.

Становление организации шло столь медленно, что через десять лет в ней числилось всего девять рыцарей. Именно рыцари-тамплиеры первыми завели традицию нашивать на свои белые одежды красные кресты, и позже он стал называться символом крестоносцев. Вначале тамплиеры оставались верны своей благородной цели. Однако орден прирастал богатством и новыми воинами, и в непродолжительном времени стали происходить сомнительные вещи, после которых рыцари перестали поддерживать патриарха Иерусалима. Храмовники превратились в проблему. Каким-то образом Купол Скалы перешел в их собственность вместе с другими землями. Христианам не было до этого особого дела; церковь (то есть бывшая мечеть) на Храмовой горе пока еще не являлась объектом поклонения паломников. Наоборот, значение этого места было больше негативным: именно там Иешуа был предан. Тем не менее, мусульмане из клана Ласомбра посчитали сложившуюся ситуацию ударом, нанесенным им их злейшими врагами, и напряжение вновь усилилось.

Тамплиеры превратили мечеть в склад, а под Храмовой горой обустроили стойла для лошадей. На верхушке холма и мусульманам, и иудеям было запрещено всяческое проявление насилия, а крестоносцы устроили в здании храма арсенал, разместив там свои доспехи и оружие. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения последователей ислама из числа Ласомбра, и они решили лично ответить на такое оскорбление. Их собратья-христиане не шевельнули и пальцем, чтобы остановить мстителей (но и не помогали им), а в результате под Храмовой горой состоялось кровавое побоище. К несчастью для Ласомбра, единственный участвовавший в ней Вентру сумел протянуть достаточно, чтобы позвать на помощь своих смертных сотоварищей, и в конечном итоге в драке погибли практически все в нее вовлеченные – люди и вампиры. Город одновременно лишился как группировки Ласомбра-мусульман, так и прямого влияния Вентру. Что касается ордена тамплиеров, то они уже достаточно крепко стояли на ногах, и уцелевшие Ласомбра терпели их существование, хоть и без удовольствия.

Примерно в это же время была основана лечебница (госпиталь) Святого Иоанна. Как и рыцари-тамплиеры, хранители лечебницы – рыцари-госпитальеры – были объединены идеей святого милосердия. Однако если храмовники стали богатыми и воинственными, госпитальеры на том же поприще сумели остаться воинственными и милосердными. Заработав себе репутацию яростных бойцов, они успевали еще и опекать ежегодно более тысячи христианских паломников. Как и тамплиеры, рыцари Ордена Святого Иоанна были в той или иной мере выведены из-под правовой юрисдикции патриарха и частично освобождены от налогов. Оба воинствующих монашеских ордена были уникальными продуктами крестовых походов, подчиняющимися непосредственно Папе Римскому, а не кому-либо из мирских правителей. Их присутствие стало заметным шипом в боку отца Палиуро, который считал свое влияние на патриарха последней инстанцией во власти христиан в городе.

Между двумя группами крестоносцев, каждую из которых объединял принцип христианского милосердия, стремительно развилась взаимная антипатия, которую лишь частично можно списать на влияние каинитов. Госпитальеры возвели в углу своего больничного комплекса башню, которая оказалась выше Храма Гроба Господня. Тамплиеры запротестовали, утверждая, что любое здание Иерусалима, превосходящее Храм по высоте, оскорбляет Господа. Госпитальеры в ответ стали мешать службам в церкви, звоня в колокола на башне одновременно с началом проповеди патриарха. Когда же тамплиеры обвинили соперников в неуважении к патриарху, те ворвались в Храм Гроба Господня и спустили стрелы с нескольких луков. Доносившееся из некоторых лачуг и катакомб хихиканье наверняка было отзвуком шального порыва ветра.

В 1169 году Нур ад-Дин [37] объявил о своем намерении изгнать почитателей креста из мечети аль-Акса и возродить Иерусалим. Хорошего, считал он, понемножку. Но лишь его племяннику, Салах ад-Дину ибн Айюбу [38], удалось наконец сделать это. Салах ад-Дин (чье имя западные хронисты переиначили до "Саладин"), вообще-то был не арабом, а курдом. Хотя он был изысканно воспитан и отличался милосердием, не эти качества заставили его возглавить войско и выступить против крестоносцев. Салах ад-Дин был тверд в своей вере, чист от ересей и не допускал теологических ошибок. Он с трудом терпел новые веяния в исламе, хотя благосклонно взирал на идеи, проповедуемые иными религиями. Его толкование коранического права было традиционным, что, без сомнения, спасло жизни немалого количества христиан. Салах ад-Дин намеревался нести ислам в ряды франков после того, как будет разрешен текущий конфликт.

Салах ад-Дин собрал армию и привел свои войска в Святую Землю, чтобы противостоять силам крестоносцев. В 1187 году, 4 июля, противники встретились около Хаттина, местечка в Галилее, вопреки возражениям множества христианских стратегов – и защитники креста были сокрушены. Сарацины захватили в плен короля франков Ги де Лузиньяна, его брата Жоффруа, а с ними нескольких других благородных рыцарей. В руки воинов Салах ад-Дина также попал Истинный Крест, который крестоносцы, отправившись на битву, взяли с собой. Надо полагать, рыцари посчитали это отличной идеей: они тащили Крест на себе весь путь от Иерусалима до Галилеи, а затем мусульмане, хоть и чувствовавшие себя победителями, но все же уставшие от сражения, должны были нести святыню обратно в город.

Согласно хроникам христианских писцов, дальше произошло вот что: воины Салах ад-Дина окружили короля Ги и прочих благородных воинов и отослали их в Дамаск. Рыцарей-храмовников и госпитальеров военачальник мусульман приговорил к смерти. Его воины, однако, надеялись получить выкуп за тех и других, и не собирались освобождать своих пленников. Тогда Салах ад-Дин предложил собственным солдатам деньги за плененных ими рыцарей, заплатив пятьдесят египетских динаров за каждого госпитальера или храмовника. Он выкупил таким образом две сотни воинов, и те были немедленно обезглавлены. Согласно христианским хронистам, рыцари обоих орденов были самыми яростными и опасными бойцами, и подобное возмутительное убийство должно было способствовать тому, чтобы эти люди не смели поднять руку на мусульман. Салах ад-Дин пошел еще дальше: он разослал по своим землям сообщения, в которых содержалось приказание немедленно казнить любого тамплиера или госпитальера, содержавшегося в заключении. Согласно версии христиан, распоряжение полководца было исполнено.

Что касается мусульман… Салах ад-Дин оправдывал казни, состоявшиеся после битвы, необходимостью искоренить неверие. Он пытался уничтожить многобожие, чтобы возродить веру в единственное божество. Ведь так и должно поступать – уничтожать врагов, чтобы защитить друзей. Кроме того, были убиты всего две сотни самых воинственных бойцов, это не резня, а лишь урок в назидание, и уж точно не идет ни в какое сравнение с тем, что сами крестоносцы учинили в Иерусалиме в 1099 году. Наконец, и храмовники, и госпитальеры являлись солдатами, и по стечению обстоятельств могли лишиться своих жизней, тогда как сами они просто вырезали ни в чем не повинных мирных горожан.

Тем не менее, этот поступок Салах ад-Дина превратился в знамя, под которое в Европе стекались сторонники различных воинствующих орденов – смертные и бессмертные. Несколькими днями позже армия мусульман отошла к Иерусалиму и без особого шума взяла город. Одним из их первых действий стало снятие золоченого креста с верхушки Купола Скалы. Мусульмане с радостью встречали возвращение города – их не допускали в город с тех самых пор, как Иерусалим в 1099 году захватили франки. В отличие от беспорядочного нашествия крестоносцев (которые, конечно, взяли город, но не имели четких планов дальнейших действий), последователи Пророка изгнали врага и теперь возвращались домой.

Плененным крестоносцам предоставили возможность выкупить свою свободу; мужчины оценивались в десять динаров, женщины – в пять, ребенка отпускали за две монеты. Если выкуп уплачивался в течение сорока дней после завоевания города мусульманами, пленникам позволяли собрать свои пожитки и отправляться на все четыре стороны. Один из глав церкви латинян покинул Иерусалим, прихватив с собой в качестве груза деньги и сокровища, которые он «накопил», посетив Купол Скалы, мечеть аль-Акса и даже Храм Гроба Господня. Приближенные советовали Салах ад-Дину отобрать сокровища, но он лишь взял со священника установленные десять динаров, а затем отпустил его. Соблюдение объявленной суммы выкупа было делом чести.

Тех франкских воинов, кто не сумел уплатить выкуп, Салах ад-Дин отослал в Тир. Ученые до сих пор яростно спорят, обсуждая причину, по которой ад-Дин поступил именно так, ведь по существу он усилил гарнизон города пятнадцатью тысячами солдат. Не единожды возникали предположения о том, что такое решение было принято под действием неких сверхъестественных сил, хотя вопрос о том, у кого из городских каинитов имелись как мотивы, так и возможность провернуть такой фокус, весьма щекотлив.

Завладев городом, мусульмане стали возвращать религиозным строениям и культовым местам их изначальный статус. Поскольку в Иерусалиме вот уже 90 лет не жил ни один последователь ислама, большая часть священных для них мест оказалась «христианизирована». После возвращения мусульман из мечети аль-Акса убрали казармы рыцарей-храмовников, и вновь открыли михраб (молитвенную нишу). Внутренние дворы храмов очистили, а из культовых мест убрали все идолопоклоннические образы и статуи.

Тем временем Салах ад-Дин начал укреплять стены, окружавшие город. Примерно в это время в Иерусалим прибыл Тореадор по имени Дуйял аль-Малатья, который вместе с Элшем стал работать над различными архитектурными проектами как мирских, так и религиозных сооружений. Одновременно возник вопрос, имеющий одновременно философские, религиозные и военные грани: что делать с местами, являющимися объектами поклонения исключительно христиан? На святыни иудеев никто не покушался, ведь иудеи, по приглашению мусульман, стали возвращаться в Иерусалим сразу после изгнания крестоносцев.

Христианские культовые объекты представляли собой, однако, совершенно иное дело. Согласно кораническому праву с городом, захваченным силой, следовало поступать иначе, чем если бы его жители сдались, как это произошло с тем же Иерусалимом, когда мусульмане впервые подошли к его стенам в 638 году. Согласно Корану, мусульмане были вольны поступать с имуществом крестоносцев по своему усмотрению. Учитывая, что сами рыцари в ходе захвата города вырезали иудеев и мусульман тысячами и при этом уносили столько скарба, сколько могли, достойный ответ на их поступки требовал серьезного обсуждения.

В конце концов было решено, что не стоит воздавать крестоносцам той же монетой. Мусульмане оставили во владение христианам те святыни и храмы, которые были для последних наиболее важны, включая и пресловутый Храм Гроба Господня. Менее значимые церкви были срыты или приспособлены к нуждам мусульман.

В это время король Англии Ричард I, больше известный как Львиное Сердце, продолжал искать способ заполучить Иерусалим обратно. Он предложил Салах ад-Дину встретиться в Акре, чтобы обсудить условия освобождения пленников. Тот, однако, отказался – не из соображений военной стратегии, а в соответствии с требованиями законов ислама. Коран гласит, что мусульманин может делить хлеб [с неверными], только когда текущий конфликт будет разрешен. Если бы Ричард и Салах ад-Дин встретились и отужинали вместе, это означало бы, что они стали друзьями, а шариат запрещает воевать против друзей. Как только мир будет заключен, продолжил военачальник мусульман, он с радостью встретится с Львиным Сердцем. Между двумя лидерами оставались нерешенными три проблемы: Иерусалим, земли и Истинный Крест.

Ричард считал, что вопрос с Иерусалимом обсуждению не подлежит. Это святой город для христиан, их место поклонения, и крестоносцы будут сражаться до последнего, только чтобы вернуть его себе. Кроме того, Ричард желал владеть землями к западу от реки Иордан, чтобы обеспечить беспрепятственный доступ в Иерусалим. Что касается Истинного Креста, для мусульман это был не более чем обломок дерева, тогда как для христиан – священный предмет неисчислимой ценности.

Салах ад-Дин возражал: для последователей ислама Иерусалим – едва ли не более святое место; именно он был целью Ночного полета Пророка (да пребудет с ним мир), и именно там все правоверные мусульмане соберутся в Судный день. Что касается земель к западу от Иордана, они принадлежали мусульманам на протяжении сотен лет. Франж на них оказались не более чем гостями, а власть их будет ограничена во времени. Насчет Истинного Креста Салах ад-Дин, однако, признавал правоту Ричарда. Поскольку реликвия не вписывалась в религиозное учение ислама, то и значения для мусульман она не имела. Тем не менее, она стала своего рода козырем в рукаве, и могла вернуться к христианам в обмен на кое-какие уступки. Встречное предложение Ричарда выглядело странным, однако отражало обычай европейцев выстраивать дипломатические отношения с помощью династических браков. Английский король предложил выдать собственную сестру замуж за брата Салах ад-Дина, чтобы эта семейная пара совместно правила спорными землями. Заподозрив противника в обмане, Салах ад-Дин согласился. Ричард, не ожидавший, что его блеф раскроют, спешно объявил о бегстве сестры; та якобы заявила, что никогда не будет иметь ничего общего с нехристианином.

Тогда ад-Дин прямо и просто предложил заключить мир на пять лет. Каждая сторона оставалась при том, что имела, франж получали свободный доступ в Иерусалим без ограничений и уплаты джизья до тех пор, пока они входили в город без оружия. Ричард не видел легкой возможности одержать победу (зато ему было что терять, поскольку французский король Филипп [39] становился все большей угрозой) и согласился; мирный договор был подписан пятью годами спустя, в 1192 году.

После этого христианские паломники продолжили свои путешествия в Иерусалим. И поскольку предложение допускать пилигримов в город без ограничений исходило от Салах ад-Дина, с этих пор он постоянно следил за теми, кто посещал Иерусалим. Лидер мусульман гордился своим великодушием по отношению к христианам и своей веротерпимостью ка всем людям Писания; наиболее интересных и выдающихся личностей он приглашал разделить с ним трапезу. Что интересно, Ричард Львиное Сердце так и не приехал в Иерусалим: он не смог заставить себя нанести мирный визит в город, которым надеялся завладеть в войне.

Салах ад-Дин умер через четыре года (да пребудет с ним мир). Регионом поначалу правил один из его сыновей, но знающие придворные поговаривали шепотом, что к власти придет аль-Адиль [40], брат Салаха (тот самый, что едва не стал зятем короля Ричарда).

Ричард со своими приближенными тем временем по большей части держались побережья, соблюдая мир. Очередное возрождение Иерусалима превратило город в растущий, изменчивый сплав идей и сфер влияния. До вторжения христиан Иерусалим был процветающим мусульманским городом, и местное население не имело никакого желания пытаться обустраиваться где-либо еще с нуля. Однако люди не могли также воссоздать прежний Иерусалим, после того как основная часть горожан была в 1099 году убита захватчиками-крестоносцами.

Неделя крови[]

Взятие Иерусалима в 1099 году сопровождалось одним из самых жестоких массовых убийств в известной истории. После прорыва сквозь стены рыцари обезумели, устроив в городе кровавую оргию, какую в окрестных землях не видели с тех пор, как Александр Великий разграбил Тир. Свидетели отмечают, что уровень кровавых рек на некоторых улицах достигал груди рыцарского коня. Воины не щадили никого.

Воздействие всеобщего безумия на каинитов, как обитавших в городе, так и пришедших с армией захватчиков, оказалось еще сильнее. Яростная жажда убийства накрыла и их, и деяния окружавших их смертных в сравнении показались незначительными. Вампиры отрывали у своих жертв конечности, затем бросали их и находили себе новые цели, даже не заботясь о том, чтобы испить крови только что убитых смертных. Дрались они и друг с другом, открыто, на улицах, разрывая противников на клочки когтями и затем, спотыкаясь, отправлялись на поиски следующей драки. Многие погрузились в свою ярость настолько, что забыли о необходимости отыскать убежище от лучей восходящего солнца, и практически все (за исключением некоторых счастливчиков, одним из которых стал Рустуччи) они погибли.

Адекватного объяснения такой сверхъестественной ярости до сих пор не нашлось. Большинство каинитов, бежавших из города и затем вернувшихся, отказываются даже обсуждать произошедшее, возможно, из соображений вроде "помяни черта к ночи". Некоторые городские вампиры подозревают, хотя и редко высказывают эти подозрения, что подобные ужасы стали следствием проявления чьей-то высшей силы. То и дело поднимаются яростные споры о то, кто – или что – является этой высшей силой, хотя упоминание одного имени повергают в страх даже таких каинитов, как Наум. Это имя – Малкав.

Тем, кто интересуется истинной подоплекой Кровавой Недели, могут обратиться к книге "Багряно-алые родники". Для всех остальных эти события могут оставаться наводящей ужас тайной.

В воздухе ощущается беспокойство оттого, что мусульмане вкусили христианской жестокости. Они, как и иудеи, просто не могут понять, с чего бы это христиане вообще претендуют на владение городом и окружающими его землями. Если иноверцы приходят в Иерусалим и поклоняются его святыням, тем более что это разрешено и даже поощряется горожанами, – это одно дело, но когда они заявляют свои права на собственность и управление всем регионом – совершенно другое. Каиниты, придерживающиеся ислама и иудаизма, обеспокоены еще больше. Яркое пламя христианской веры причиняет им боль, а в сочетании с военной силой еще и вселяет немалый страх. Бесконечное разрушение и восстановление города разрушило убежища и сокровища, обнаружило спящих каинитов и превратило древний город в место, чуждое возвращающимся домой странникам. Иерусалим все еще притягивает к себе людей и бессмертных, и его зову невозможно сопротивляться, но тот, кто пришел сюда, не найдет в городе покоя.

Известные обитатели[]

В Иерусалиме слишком много каинитов. Обыкновенно потомки Каина обитают в относительном одиночестве; чересчур большое их скопление в одном месте приводит к подозрениям, зарождающимся среди смертных, и к конфликтам из-за ограниченных ресурсов. Поэтому, подобно другим хищникам, каиниты очерчивают для себя границы территории, достаточно обширных для спокойной охоты. Такая система далека от идеала, но в большинстве случаев она работает хорошо.

Но существует Иерусалим. Слишком много каинитов жаждут властвовать в нем. В ворота города входят толпы паломников, и если кто-нибудь из них вдруг исчезнет, его не станут искать. Множество торговцев могут себе позволить потерять одного-двух охранников, сопровождающих караван. Здесь чересчур много святынь и источников силы – и все они притягивают потомков Каина, как мертвечина привлекает мух. Итак, пока в городе смертных установился тревожный мир, город бессмертных сочится едва сдерживаемым напряжением. Постоянный приток пилигримов, наемников, купцов и бродяг обеспечивает вполне достаточное количество безопасного пропитания, но, тем не менее, сложившееся положение вещей не устраивает никого. Никто не чувствует себя в безопасности.

По улицам Святого Города однажды уже бежали потоки крови. Вполне возможно, что алые реки разольются снова.

Бруха[]

Иерусалимские Бруха делятся на две группировки, придерживающиеся двух классических линий поведения: Этерия и Бонифаций стремятся обеспечить другим гармонию и покровительство, а Азиф со своим потомством предпочитают более воинственные действия. Если добавить в эту гремучую смесь оказанные и не оплаченные услуги, а также различные фанатичные религиозные верования – и вот уже Бруха в Иерусалиме не могут сойтись практически ни по одному из множества вопросов.

  • Бонифаций.
  • Азиф.
  • Джаред.
  • Юсуф.
  • Этерия.

Малкавиане[]

Малкавианы в Иерусалиме, как и во многих других городах, не имеют какой-либо вразумительной организации. Аль-Хаким по прозвищу Ящерица, с одинаковой жестокостью преследовавший христиан, иудеев и мусульман, прибыл в город, чтобы довершить начатое им в бытность халифом Каира (в XI веке) дело: разрушить местные святыни. Вероятно, на его мученическом пути из Каира в Иерусалим у него появятся неожиданные союзники – Сетиты. Но кто может сказать, что на самом деле нашел аль-Хаким – или полагает, что нашел? Брат Бернард ищет спасения от чудовищного Зверя, сидящего внутри, и от вспышек своего безумия, оказывая помощь госпиталям в их миссиях милосердия и сострадания. В сменяющих друг друга периодах помешательства и ясного рассудка он ведет скрывающихся жертв охоты сквозь тени, осаждающие его самого. А танцовщица и гадалка, чье собственное безумие стало для нее и проклятием, и благословением, стала важным элементом в борьбе христиан и мусульман клана Бруха.

Безумие, как правило, настигает лишь одну жертву, и это хорошо. Малкавианы, обитающим неподалеку от Иерусалима и в самом городе, вероятно, не имеют особых причин оставаться в этом регионе или каком-то другом, ведь каждый следует голосам в собственной голове. Страх и предательство – сильные соблазны, а муки и искушения волнуют так, что просто захватывает дух.

  • Аль-Хаким, Ящерица.
  • Брат Бернард.
  • Жанетта Авиньонская.

Равносы[]

Потомки Башира , одного из клана Равнос, на протяжении пяти сотен лет правили торговым городом Дамаском и выжимали из него все соки – и все каиниты Иерусалима (за исключением самых молодых и наивных) если не уважали, то, по крайней мере, осознавали степень их могущества. Башириты уцелели и даже благоденствовали при всех сменявших друг друга империях на Востоке и Западе, сохраняя веру в то, что падение великих цивилизаций и приход праведных войск знаменуют наступление тьмы и хаоса. Наиболее рьяные вампиры этой линии крови стремятся разрушить все святыни, пойти войной на Старцев и провозгласить пророчество о неизбежном пробуждении Патриархов от их многовекового сна. Прочие же просто в той или иной мере используют ситуацию к собственной выгоде.

Поскольку башириты осознают свое высшее призвание, им, как правило, нет дела до мелочных дрязг смертных, происходящих во время крестовых походов. Каждой стороне конфликта требуется снабжение, а доставлять провизию в войска трудно, да и стоит дорого – и этого дамасским торговцам хватает, чтобы иметь мощный рычаг влияния. Равнос одинаково обманывают арабов, иудеев и христиан, за исключением двух вопросов. Во-первых, они живо заинтересованы в приобретении различных святых реликвий, а во-вторых, стараются подорвать деятельность каинитов-крестоносцев, стремящихся опровергнуть пророчества баширитов. Окрестности Иерусалима в этой борьбе стали, пожалуй, наиболее важным местом действия. Варшик, Равнос-баширит армянского происхождения, когда-то следовавший католическому учению, является основным представителем интересов своего клана в Иерусалиме. Он стравливает противников друг с другом и охотно принимает молодых каинитов города под свою защиту, убеждая их в том, каким могущественным союзником он может быть. Однако он способен стать и неприятным противником, поскольку ни один каинит не сможет низвести население всего Святого города до состояния одураченной толпы, если он вызовет нелюбовь всего клана Равнос к своей персоне.

В Иерусалиме полно знати и ничтожеств, объектов собственности и прочего имущества, публики, чье воображение можно поразить, и реликвий, которые можно стянуть. Вентру шепчутся о том, что Варшик был одним из посланников, поставлявших войскам Салах ад-Дина сведения об армии крестоносцев, что привело к поражению христиан и переходу Иерусалима в руки мусульман. Другие поговаривают, что по нашептываниям Варшика в разные времена были разрушены те или иные храмы. Однако сейчас, когда на кону стоит будущее христианской веры, отчаявшиеся каиниты снисходят даже до заключения договоров с Равнос, обмениваясь услугами в попытках вернуть себе былую власть над городом.

Тореадоры[]

Строители, ремесленники, любовники (и охранители) всего совершенного, Тореадор в Иерусалиме борются с политическими и религиозными волнениями, которые угрожают столь многим прекрасным объектам исторического наследия. Они также ищут способа создавать творения, которые бы прославили Господа (и, иногда, их самих), но времена и обстоятельства не всегда позволяют завершить столь значимые деяния. Но, по крайней мере, всегда остается политика, к которой могут вернуться некоторые члены клана. А в Иерусалиме политику вполне можно считать отдельным видом искусства.

Салюбри[]

Немногие оставшиеся в Иерусалиме Салюбри, все еще безмерно растерянные и потрясенные уничтожением Савлота, в эти мрачные ночи напоминают ходячие мишени. Замкнутые и перепуганные, они все больше склоняются к общению исключительно со своими собратьями по крови, так как никому другому довериться не могут. Конечно, им здорово помогают записки на древнем языке Второго города, оставляемые в укромных местах, но личные встречи с другими вампирами – похожими на них – становятся все более важными для Салюбри, превращающихся в осторожничающих отшельников. Иерусалим, вечное средоточие интриг, притягивает Салюбри: минуя город, они отправляются навстречу… чему-то иному.

Медсестра Аиша, принадлежащая к клану, обитает при лечебнице аль-Бимаристан аль-Салахи благодаря щедрости вампиров Ласомбра, предоставляя доступ к своим сонным подопечным, несмотря на то, что, как предполагается, госпитали отвечают за своих пациентов напрямую перед мусульманским правителем города. Ходит слух, что в город держит путь европеец-воин Салюбри, но эта сплетня блуждает по городу вот уже несколько месяцев, а сам вампир что-то не объявляется. Немногие мирные договоры, заключенные Салюбри с прочими каинитами, в лучшем случае можно назвать умозрительными.

Горгульи[]

  • Рустикус.

Тремеры[]

Активно работая над созданием материальной базы клана, Тремеры одновременно разыскивают уцелевших Салюбри. Если они обнаружат подпольную организацию потомков Саулота, это подстегнет их к действию, и резня среди каинитов, подобная той, которую город уже видел в 1099 году, станет весьма и весьма вероятной.

Цимисхи[]

Древние Цимисхи кажутся в Иерусалиме чем-то неуместным. Похожий на призрака Мандалай недавно вернулся в город – но так ли это на самом деле? Алексус Симокатта собирает информацию для Дракона и Хранителя Веры, но те не объясняют ему своих целей. К счастью для Цимисхов, представители иных кланов об их присутствии почти не знают. И так оно безопаснее для всех заинтересованных лиц.

Последователи Сета[]

Обитающие в городе Сетиты считают все религии, кроме своей собственной, кощунством, однако они не могут противиться соблазнительной возможности совращения толп паломников, пришедших в незнакомые земли. Куртизанка, принадлежащая к клану, дарит своими прелестями убийцу из клана Ассамитов; на фоне пылающих страстей их былых жизней каждый старается привить другому свои взгляды. Еще один Змей, недавно прибывший из Каира, обустраивает себе теплое местечко за спиной городского Безумца, приманивая тех, кто, последовав за поверженным лидером и его иллюзиями о божественности, позже обратится к служению еще более мрачным силам.

Вентру[]

В описываемый период времени вампиры клана Вентру выжидают и накапливают ресурсы. Они ждут следующего масштабного крестового похода и намереваются извлечь из этого пользу. Они знают, что их недруги пока что удерживают лидирующие позиции в городе, и потому избегают открытого противостояния.

Носферату[]

В Иерусалиме представители клана Носферату оказались в чрезвычайно выгодном положении. Поселения прокаженных, в которых они предпочитают обитать, расположены совсем рядом с городом, но, тем не менее, их обходят стороной и каиниты, и смертные. Котар и его последователи собирают слухи, передаваемые горожанами и тысячами паломников, проходящими по близлежащим дорогам, и при этом вампирам нет нужды беспокоиться о возможном вторжении в их убежища. Каиниты других кланов готовы обмениваться информацией, и сфера влияния Прокаженных простирается далеко за пределы их долины.

Ласомбра[]

На протяжении сотен лет клан Ласомбра контролировал религиозных лидеров Иерусалима или влиял на их решения с помощью влиятельных паломников и советников, несмотря на то, что нестабильность обстановки в регионе превращает постоянный контроль в неприятную и тщетную работу. Генуэзец Палиуро Рустуччи со своей свитой неотлучно находился в городе с момента кровавого захвата Иерусалима крестоносцами в 1099 году. Римско-католический священник Палиуро только что не называл себя князем Иерусалима, пока Салах-ад-Дин не вошел в город, что случилось менее десяти лет назад. Однако вера и предательство настигают его, и его призрачная хватка и остатки могущества начинают утекать сквозь его пальцы, а вместе с ними и его рассудок. Его противники из числа итальянских Ласомбра послали в Иерусалим дитя Нарсеса из Венеции, чтобы та разобралась с окопавшимися в городе генуэзцами; она оспаривает власть Палиуро, сговариваясь с крестоносцами-Вентру и армянином из клана Равнос, Варшиком.

Гангрелы[]

Гангрел в Иерусалиме ведут именно такой индивидуалистический образ существования, какого от них можно ожидать. Они не участвуют в битвах тех, кому важна судьба города, их не касаются проблемы каинитов, дерущихся друг с другом. Они могут продавать свои услуги, но даже в этом случае будут не более чем наемными солдатами в возникающих то и дело конфликтах. Не нужно говорит о том, что самих Гангрел это устраивает.

Каппадокийцы[]

Где еще, кроме Иерусалима, можно найти столько сведений по вопросам религии? Каппадокийцы, стремящиеся больше знать и лучше понимать, желающие впитывать древние знания, приходят обучаться именно в Святой город.

Ассамиты[]

Если вампиризм служит доказательством того, что Аллах может проклинать людей, то именно в святых местах, благословленных самим Аллахом, Ассамиты надеются вновь обрести Его милость. Теперь, когда Иерусалим отобран у европейских крестоносцев, Ассамиты не намерены отказываться от возможности отомстить.

После зверств 1099 года в Иерусалиме, которыми увенчался Первый крестовый поход, и Окончательной смерти, постигшей нескольких членов клана, Ассамиты собрали своих шпионов и наняли новых, оттачивая и без того острое лезвие своей ненависти. Один могущественный Ассамит, потомок берберов и иберийцев, дитя Тарика, недавно участвовавший в интригах, затеянных Фатимидами в Каире, предпринимает активные попытки проникнуть в иерусалимские организации крестоносцев. Аль-Айн, Око Аламута, – пока что новичок в городе, однако он быстро осваивает тайны всех сторон конфликта. Кроме него, в регионе обитают женщина-асассин Хабиба и молодой разбойник-мусульманин по имени Рашид, жаждущий отомстить крестоносцам за то, что они лишили его дома и крова.

Культура[]

"Люди Писания"[]

Кораническое право учит, что необходимо чтить всех "людей Писания". Это дарует иудеям и христианам особое положение в смысле вероисповедания. Если неверующих поощряют к переходу в ислам, последователи Яхве и Христа считаются исключением. Ислам недвусмысленно признает, что его корни тесно переплелись с иудаизмом и христианством. Коран выражает замешательство Аллаха по тому поводу, почему иудеи и христиане не видят неотвратимости ислама, но это уже следует из коранических комментариев. Яхве, Господь Бог или Аллах – в мусульманском понятии все три религии почитают одно божество под разными именами. И все три верования толкуют один текст. Поэтому иудеям и христианам в аль-Кудсе рады.

В суре 3:64 сказано: "О люди Писания! Давайте признаем единое слово для вас и нас, о том, что не будем поклоняться никому, кроме Аллаха, что никого другого не будем считать равным Аллаху, что никого, кроме Аллаха, из людей не признаем Господом над другими". А если они откажутся, то скажите им: "Свидетельствуйте, что мы – предавшиеся Аллаху".

Франж и сарацины[]

Люди испытывают непреодолимое стремление давать всему имена, в том числе и другим людям. Вот только одни люди редко понимают самоназвание других правильно. Мусульмане в этом смысле оказались точнее всех: европейцы называли себя франками, и в устах арабов это прозвучало как "франж". Христиане же называли противников "сарацинами"; возможно, этот термин был изобретен их собратьями по вере в IV веке. В течение всего следующего V столетия христианские полемисты высказывали мысль о том, что арабы сами себя называли "народом Сары", утверждая таким образом свое происхождение от Сары, жены Авраама, а не от Хагар, его наложницы. Доказательств того, что мусульмане (или прочие арабы) действительно так считали, не существует, как и того, что они сами называли себя сарацинами.

Общество Леопольда[]

Общество имеет только один ценакулум на Ближнем Востоке: Иерусалим. Ценакулум Иерусалима стар и хорошо организован, а так же имеет некоторую автономию, благодаря истории этой области. Мусульманское братство, именуемое Ихван аль-Сафа, Братья чистоты, более чем компетентно осуществляет задачу охоты на ведьм на Ближнем Востоке.

Источник[]

Advertisement