Если бы Самиэль не был бы столь непокорным потомком Саулота, то Воители никогда бы не пришли в этот мир. Они обязаны ему своей кастой и посмертным уделом. Они являются плодом его стремления наносить неправедным раны, которые суждено было исцелять его собратьям, и, в то же время, корни Воителей происходят из семян, брошенных в землю еще Саулотом и Каином.
Удел Воителя-Салюбри очень сильно отличается от удела дикого Гангрела, хвастливого Брухи или даже отважного Вентру. Любой двуногий зверь может взять в руки дубину и начать размахивать ею в направлении некой цели, угодив ею, в конце концов, по чему-то или кому-то. Мудрецу известно, что даже слепому льву иногда удается поймать добычу. Зверь может научиться загонять и убивать своих врагов, но, невзирая на это, он остается зверем. Удел одного из последователей Самиэля не означает главенство силы или хитрости; впрочем, он также не подразумевает верности изорванному знамени идеала или чести. Он требует наличия всего того, что является сутью воина, жреца и человека, слитого воедино, доведенного до совершенства и закаленного кровью сира. Каждую ночь Воители сражаются за это и требуют не меньшего от своих потомков. Более того, в эти ужасные дни, им приходится требовать от них даже больше.
История[]
Каста Воителей возникла во времена Еноха, а то и ранее, когда Самиэль, дитя Саулота, отказался быть миролюбивым Целителем. Он не творил какого-либо зла, и не причинял вреда, но просто понимал, что путь познания и спокойного труда не был уготован ему. Почему Саулот решил дать Объятья человеку, обладавшему столь беспокойным духом, остается загадкой для многих, хотя никто не осмеливается поддавать сомнению его мудрость. Возможно, Саулот уже знал о том, что ожидает его клан в будущем благодаря одному из своих видений. В других историях говорится, что сначала Самиэль спокойно следовал пути Салюбри, и лишь затем его дух начал изменяться. Как бы то ни было, Саулот даровал Самиэлю свободу выбора, и тот отправился к Бруха и Гангрелам, понимая, что только среди воинов он сумеет обрести покой.
Говорят, что под руководством своих наставников Самиэль стал сильным и умелым бойцом. Он покинул своего сира недовольным и беспокойным сыном, но вернулся мудрым и закаленным молодым воителем. В легендах говорится, что он сражался с различными зверями, сумел обратить вспять течение реки, и выжил без оружия и одежды в безжизненных пустошах Земли Нод. Рассказы о том, как он собрал свой отряд и наставлял своих братьев в искусстве боя, многочисленны, как звезды на небе, но в большинстве легенд говорится, что Самиэля сопровождало пятнадцать воинов, когда настал час судьбоносных событий в долине Геенны.
Стоит отметить один любопытный момент: Дело в том, что Ската упомянула несколько историй о Самиэле, крайне напоминающих "Фенийский цикл", отрывки из которого мне не раз приходилось встречать в ирландских сагах. Впрочем, легенды о воине, который подвергался испытаниям во время поиска спутников, и спутнике, который преодолевал различные препятствия, чтобы присоединиться к великому воину, далеко не ограничиваются Ирландией: я подозреваю, что если мне доведется побеседовать с тосканским Воителем, представителем далеких русских степей, а то и Воителем из немецких земель, я услышу истории о Самиэле, которые будут очень похожи на лучшие воинские циклы этих далеких стран.
Итак, настал час, когда суждено было зародиться легенде о долине Геенны. Все началось с того, что в Енохе начал звучать испуганный шепот, распространяющий истории о культе зловещих инферналистов, которые принесли клятву верности темным силам. Из этого шепота родился великий страх, что эти инферналисты станут настолько сильны, что нападут на Енох, возвышающийся под защитой своих высоких стен. И тогда собрался великий совет, и было решено, что Самиэль отправит туда четырех своих лучших воинов, которые узнают, что происходит в той долине. Так и произошло, и вновь потекли ночи, пока, спустя два новолунья, слово о судьбе посланников не достигло Самиэля.
Из четырех Воителей, отправившихся в долину, вернулся только один, едва не обезумевший от голода и ужаса. Его лечением занялся Целитель, который был потомком сира его сира, но прошло некоторое время, прежде чем посланец наконец-то заговорил. Но, когда он все же растворил уста, оттуда вырвалась история о похищенной крови и ужасе, которая была настолько страшна, что заставила содрогаться даже Цимисхов. Когда же эта печальная повесть достигла своего конца, мы узнали, что души двоих из нашего числа были выпиты отверженными изгоями, которые называли себя Баали, а сам отравленный ужасом посланник предпочел положить конец своему существованию, встретив лучи рассвета.
Саулот был взбешен тем, что кто-то посмел поднять руку на его внуков, и призвал к войне против Баали, призванной отплатить им кровью за кровь, и помешать этим чудовищам использовать свои отвратительные способности для сотворения ужасов, которых никогда еще не видел мир.
В легендах говорится, что многие сородичи были поражены тем, что непоколебимое самообладание Саулота изменило ему, но из всех его собратьев только Малкав мог даровать его сердцу успокоение, не виня за тот выбор, который он сделал. Самиэль вместе со своими Воителями и объединенными силами всех остальных кланов спустился в долину Геенны, неся на себе благословение своего сира и незримое присутствие сира своего сира.
Я никогда не решился бы возложить на себя бесконечно скорбную ношу создания хроники Войн Баали или же горестного пересказа деяний исчадий Ада и ужасных жертв, принесенных для победы над ними, как, впрочем, и страданий, которым подвергались Воители, и которым они подвергали своих врагов. Мне остается лишь поведать о последствиях этого кровавого конфликта, что будет гораздо более простым, ибо тогда Салюбри потеряли самого Самиэля и более половины его последователей. Те, кто остались существовать в этом мире, сначала не желали ничего более от своего посмертия, и безграничная скорбь их прародителя не приносила им ни успокоения, ни отваги для новых битв. Большую часть времени Саулот проводил в объятьях своей скорби, отказываясь принимать кого-либо, за исключением Малкава и его возлюбленного потомка, Райциэль, тогда как оставшиеся Воители были обречены влачить безрадостное существование, преисполненное печали.
Говорят, что один из них, который устами самого Самиэля был назван Уриэлем, обнаружил записи Самиэля, которые стали Кодексом Воителей. Именно Уриэль, имя которого происходило от древнего имени ангела Солнца, взвалил на себя тяжелую ношу лидера Воителей, последовавших за ним. Все те, кто теперь идут по пути Воителей, выводят свое происхождение от одного из этих пяти родоначальников нашей касты – Уриэля, За'афиэля, Эзраэля, Аариэля и Габриэля. Именно о них теперь скорбят Воители, уделом которых стала жестокая и беспощадная смерть в ледяной ночи скорби по Саулоту.
Следуя Кодексу Самиэля, Воители вновь вернули себе прежнюю мощь, после чего начали странствовать по миру, выискивая наставников в искусствах войны, которыми они отчаянно стремились овладеть. Они также искали учеников в этих землях, давая им Объятья в соответствии с Кодексом и наставляя так, как когда-то наставляли их самих. Так, постепенно, количество Воителей вновь достигло прежнего числа, а затем их стало гораздо больше, чем во времена Самиэля. Впрочем, многие считали, что Саулот радовался этому гораздо меньше, чем раньше, ибо теперь его возлюбленный потомок, породивший некогда Воителей, не мог возглавить их, возрадовавшись возрожденной силе своих последователей.
Но там, где есть хорошие воины, всегда найдется возможность для войны, и так случилось с сирами наших сиров. Они сражались с ламмитами в земле Кана, дрались с ассирийцами на раскаленных равнинах их страны, противостояли последователям Молоха в речных долинах, и, когда поблизости не оказывалось войн смертных, в которых они могли принять участие, Воины отправлялись на поиски Баали, не давая им покоя до тех пор, пока им не удавалось отогнать служителей Тьмы как можно дальше от жилищ добрых людей. Так проходили годы, посвященные обучению и Кровоточению юных Воителей, сражениям с новыми врагами и пересказам старых историй, пока не наступила Гибельная Ночь.
Создается впечатление, будто бы конфликты притягивают Воителей, подобно светлячкам, летящим на свет костра, хотя это больше связано не с радостью битвы или звоном клинков, веселящим сердца Бруха, а необходимостью служить благой цели и бороться с несправедливостью. Верность последователей Самиэля избранной ими цели, их вера и стойкость перед лицом их священного покровителя являются безмерными и неизменными. Если Воитель сходит со своего пути, это, несомненно, свидетельствует о том, что он представляет собой исключительно опасное и несчастное существо, так как ему уже нечего терять, даже в случае дальнейшего падения.
Избрание[]
Во время встреч и бесед с Воителями, мне так и не удалось понять, на основе чего они избирают смертных, которые становятся новыми представителями их касты, получая Объятья. Некоторые из неонатов привлекли внимание своих будущих сиров еще во время их смертного рыцарского служения, тогда как другие были избраны из числа умирающих на поле боя, как если бы на них обратился взгляд одной из легендарных валькирий. Однажды, Нуриэль поведал мне о своих Объятьях, и, в соответствии с его историей, он был избран после того, как выстоял в бою против своего сира, защищая храм Митры. Некоторые из Воителей практически не умели владеть оружием, тогда как другие были искушенными бойцами задолго до того, как встали на путь Самиэля. Последние стали особенно многочисленны среди неонатов представителей касты в нынешние ночи, подобно Кадиэлю, который принял участие в своих последних сражениях в качестве смертного во время одного из крестовых походов в Святую Землю.
Будучи знакомым со Скатой-Колумбкилл я не могу не поведать о женщинах-воинах, происходящих из рода Самиэля. И Кадиэль, и Нуриэль предпочитали как можно реже касаться этого вопроса, хотя мне до сих пор неведомо, с чем это связано. Ската утверждает, что во время своих странствий она встретила всего лишь Воительницу, но мне известно очень немногое о том, каковыми были взгляды Самиэля на Объятья и подготовку женщин. В конце концов, один из служителей согласился ответить на мой вопрос, но с условием, что я никому не открою его имени. Он поведал мне следующее:
Самиэль никогда не разрешал даровать Кровоточение женщинам, но, в то же время, он никогда не запрещал этого, и потому во время наших странствий неоднократно случалось так, что мы встречали достойных женщин, которые носили оружие тогда, когда для этого не доставало мужских рук, или же мужчины этих народов находили их достойными этого. Те, кто все же получали Объятья, нередко должны были продемонстрировать исключительное мастерство и мудрость, ибо многие в наше время находят нежелательным дарование Кровоточения женщине, дабы та служила Самиэлю и нашему делу.
В свою очередь, Ската не предоставила мне ни единого повода для того, чтобы я смог усомниться в том, что женщины подвергаются меньшим испытаниям, нежели мужчины, ибо я не раз видел, как она практиковалась в поединках с другими воинами в вечерний час, и очень часто выходила из них победительницей, не уступая ни в чем тем, с кем она сходилась в схватке. Ската рассказывала, что каиниты других кланов не принимали и не соглашались обучать женщину, даже невзирая на то, что она подкрепляла свои просьбы письмами от своего сира. Тем не менее, она предпочитала не слишком распространяться об этом, упомянув лишь, что ей было отказано в обучении в одном из залов греческих Бруха и двух твердынях Вентру. Она была очень удивлена тем, что некоторые из отказавших ей сородичей утверждали, что делают это по велению Господа, жрецы которого в наши дни запрещают женщине носить оружие.
Хотя не существует определенного типа личности, который наиболее подходит для удела Воителя, мне удалось выделить определенные грани духа, которые, на мой взгляд, чаще всего влияют на окончательное решение будущего Сира:
- Прежде всего, неонат должен владеть оружием, пускай даже в незначительной степени. Некоторые Воители утверждают, что были обычными детьми, играющими с клинками, когда их будущий сир впервые заговорил с ними, чтобы лишь спустя много лет, в соответствии с заветами Саулота, даровать им Объятья.
- Во-вторых, будущий Воитель должен обладать силой духа, даже если она заключается в горделивом осознании собственного неведения. Очень редко мне довелось встречаться с Воителями, которые отличались нерешительностью или склонностью к долгим раздумьям; даже в случае собственной неправоты они продолжали стоять на своем с упорством ястреба, сжимающего когти на теле своей добычи до тех пор, пока кто-то не сумеет разжать их.
- В-третьих, стоит упомянуть о беспокойной природе души Воителя, которая отчаянно стремится к поиску своего призвания и верного пути. Некоторые Салюбри утверждали, что не осознавали этого до момента своего Объятья. Это томление духа часто именуется Заветом Самиэля, особенно в том случае, если оно проявляется среди Целителей клана.
- В-четвертых, все неонаты в той или иной форме испытывали горячку боя, вне зависимости от того, наблюдали ли они за величественным сражением еще детьми или же сражались в самой гуще схватки. Я никогда не встречал Воителя, который впервые вступал в сражение после Объятий или Кровоточения.
- В-пятых, некоторые из них получали знак, указывающий на их предназначение. Это является менее распространенным, но некоторые из лучших Воителей упоминали о видениях, снах или других знамениях, указывающих на то, что они были избраны для этой жизни.
Обучение[]
Из всех Воинов, которые были моими гостями, Кадиэль был самым молодым, лишь недавно завершив свою подготовку и пройдя Кровоточение. Тем не менее, мне бы не хотелось использовать в его отношении эпитет "юный", ибо он, как и многие из его собратьев, состарился раньше своего срока, столкнувшись со всеми ужасами охоты, направленной на него и его клан. По велению Нуриэля, он поведал мне историю своего обучения. Слова Кадиэля могут относиться ко многим другим неонатам-Воителям, или, во всяком случае, так утверждает Ската, которая сказала, что, за исключением нескольких незначительных деталей, поведанное им вполне могло бы стать историей ее собственного обучения. Вот как звучала эта история:
Сразу же после моих Объятий, мой сир рассказал мне о жизни каинитов, нашей истории и генеалогии нашего клана. После того, как я постиг эти знания, он преподал мне первый урок в искусстве владения клинком. Хотя при жизни я был солдатом, мой сир сказал мне, что я должен научиться владению клинком вновь, на этот раз, под его руководством, так как в противном случае я не смогу учиться дальше. По мере обучения я изучил основы Валерена и других Дисциплин, и успешно использовал их в поединках со своим сиром и господином. Когда я не занимался в тренировочном зале, я проводил время в библиотеке или часовне, постигая философию нашего клана и Кодекс Самиэля.
Я занимался в качестве неоната уже три года, когда мой сир решил, что я должен поучиться у кого-то другого; моим новым наставником стал старейшина клана Бруха, который занимался со всеми потомками моего сира, и которого тот считал своим товарищем и другом Я отправился к нему, и он приказал мне защищаться, прежде чем он будет говорить со мной. Я забыл большую часть своих старых приемов, и потому напоминал ребенка с палкой в руках. Я был почти повержен, но он не нанес последний удар, и, протянув руку, помог мне подняться, сказав, что так он испытывает всех, кто приходит в его дом, для того, чтобы знать, как лучше учить их.
Если когда-то раньше я думал, что мой сир был требовательным наставником, который многого ожидал от меня, то старейшина Бруха доказал мне, как сильно я ошибался. Он учил меня не только искусству войны и владению оружием, но также философии и науке. Он испытывал меня во время игры в шахматы, которая сменялась долгими пробежками в окружающих его дом лесах. Теперь я понимаю, что был нелегким учеником, и хотя мой сир позволил наставнику убить меня в том случае, если я окажусь непокорным или просто плохим учеником, тот решил, что пускай лучше я сам накажу себя своей глупостью, что и случилось, когда один из его учеников поверг меня во время поединка.
Спустя один год обучения, мой сир пришел ко мне для того, чтобы оценить достигнутые результаты, и определить, готов ли я к следующему этапу обучения – этапу испытаний. Я слышал о том, что именно на этом этапе отделяются все недостойные, так как провалившиеся на испытаниях очень часто не переживали своих неудач. Я согрешу, если скажу, что прошел все испытания без единой ошибки или неудачи, но я согрешу и в том случае, если скажу, что достиг успеха только благодаря великодушию своего сира. Гораздо важнее успеха, достигнутого мною в физических занятиях, или умения претерпевать невообразимое напряжение, был момент, когда я оказался ночью в пустыне без оружия и одежды. Я должен был медитировать, думая о Самиэле, Саулоте и задаче, которая стояла передо мной. Я не благословен языком мудреца или удачей целителя, и потому не буду преуменьшать, что я увидел, неуклюжими и поспешными словами. Я знаю лишь то, что в эту ночь мне стало понятно все, что касалось Воителей, и моего места среди них.
Следующие два года я снова провел в занятиях, посвященных законам религии, тактики и истории. Я даже научился писать, хотя раньше я едва мог изобразить на пергаменте свое имя, и, более того, постиг особенности латыни, французского и древнееврейского языков, как, впрочем, и наречие Еноха. Как только я изучил последний язык, мы с сиром стали очень часто общаться на нем, не привлекая при этом внимания других сородичей.
Как бы то ни было, потребовалось семь лет для того, чтобы сделать из меня достойного наследника рода Самиэля. Когда мой cир решил, что я достиг совершенства во всех своих занятиях, мне было даровано Кровоточение. Но пускай никто из вас не считает, будто бы обучение Воителя завершается после прохождения этого ритуала, ибо даже сейчас я продолжают учиться у воинов других земель, постигая их искусства и внимая тому, как именно они привыкли сражаться – и я также готов поделиться своим опытом с теми, кто захочет внять моим словам.
Я спросил у Кадиэля, собирается ли он воспитать своего собственного Потомка так же, как воспитывал его cир, и он ответил мне, что считает подобное воспитание единственно достойным и никогда не покинет своих потомков на произвол судьбы, ибо ленивый или неумелый Воитель не принесет славы роду Самиэля. Он не упомянул о том, даровал ли он уже кому-то Объятья на момент нашего разговора.
Воители и Голконда[]
Путь, которым следуют к Голконде Салюбри, вызывает немалое замешательство у тех, кто не принадлежит к числу Единорогов. Может показаться странным – более того, даже противоестественным – что Воитель, который никогда не расстается с окровавленным мечом, может стремиться к этому благословленному состоянию и, в конце концов, достичь его. Ответ на этот вопрос дала мне Ската-Колумбкилл:
“Благословение Голконды является не таким чуждым для нас, как может показаться. В конце концов, что такое Голконда, как не поддержание равновесия между гневом Зверя и разумом Человека? Для Воителя это означает сохранение равновесия в сердце, которое гонит кровь в сторону его рук, сжимающих меч. Мы не убиваем ради удовольствия, и не охотимся на кого-то просто ради самой охоты. Мы не выпиваем души наших павших противников, так как это является отвратительным. Одно лишь это говорит немало о наших деяниях, но есть еще одно, и это то, что является для нас анафемой. Мы не предаемся бессмысленной жестокости и не издеваемся над побежденными, ибо так поступают лишь звери и демоны. Мы делаем то, что должны, но не находим радости в убийствах”.
Я спросил, известны ли случаи, когда Воитель навсегда откладывал меч, полностью посвящая себя Голконде, и Ската ответила мне: "Среди нас были те, кто совершал подобное".
Я хотел спросить еще о многом, но мое благоразумие подсказало мне, что пока лучше воздержаться от дальнейших расспросов. Мне показалось, что все вышесказанное свидетельствует о том, что многим Воителям так и не удалось достичь этого благословенного состояния, хотя бы в силу того, что у них вряд ли когда-либо появлялась возможность отложить меч – тем более, навсегда.
Падшие ангелы[]
Эти слова написаны рукой Нуриэля, потомка Акразиэля.
Я пишу их твердой рукой, но на моем сердце лежит тяжкий груз. Они являются моими братьями, кровью от крови моего отца, и ведут свой род от Самиэля, как, впрочем, и я. Подобно Рафаэлю, признающему свое родство с Люцифером, я также должен признать, что связан с теми, кто последовал за Владыкой Лжи.
Все началось с гибели Саулота. Когда известия об этой трагедии распространились среди нас, мы погрузились в пучину беспокойных возгласов и противоборствующих идей. Целители стремились напомнить нам о речах Саулота, произнесенных после его последнего видения, в которых он говорил нам о своей смерти; если бы мы стали действовать, в соответствии с нашими порывами, мы бы нарушили его заветы, и навсегда опорочили память нашего Отца. Некоторые из мудрецов нашего рода согласились с ними, тогда так другие сказали, что мы должны рассматривать это событие, подобно юным птенцам, навсегда покидающим родное гнездо. Мы, Воители, не были настолько искушены в смирении и терпимости, как, возможно, должны были бы, и потому вскоре среди нас разнесся клич, призывающий вырезать из черного сердца Тремера то, что он забрал у нас. Разве мы не были воинами? Разве не было у нас достаточно силы и отваги, чтобы сделать это? Именно тогда вмешались более хладнокровные из нас, утверждая, что резня станет худшим из возможных прощальных даров для нашего Отца. Некоторые прислушались к их словам. Другие – нет.
Те, кто не захотели прислушиваться к гласу разума, сказали, что заберут у Узурпаторов то, что они похитили, вырвав у них нашу собственность, подобно тому, как мы вырывали свои кошельки у наглых уличных воришек. Их возглавили двое наследников рода Азариэля, которые отказались от своих прежних имен, и начали называть себя именами павших ангелов, поклявшись, что согласятся навлечь на себя страшнейшее проклятье, погибнув без малейшей надежды на Голконду, но увлекут за собой всех Узурпаторов. Они не зашли настолько далеко, чтобы отказаться от проведенного над ними ритуала Кровоточения, но они изрекали настолько богохульные вещи перед своим уходом, что я дивился тому, как наш первый сир не восстал в гневе из своей могилы, чтобы жестоко покарать их.
Я не знаю, пали ли они еще раньше, или же их падение совпало с обращением к силам Ада после их ухода. Те, кто решили последовать за ними, были весьма немногочисленными, и с тех мы не видели никого из них. Их выбор до сих пор воплощает для нас сложнейший из возможных вопросов: если они полностью посвятили свои души служению силам Ада, то мы должны убить их в полном соответствии с нашим предназначением и нашей историей. Но, учитывая то, сколь мало нас осталось, их уничтожение может означать и наше уничтожение, ибо в эти ночи ни один из Салюбри не имеет права поднимать руку на своего собрата. Возможно, в грядущие ночи нам все же придется найти ответ на этот вопрос.
Саулот, даруй нам мудрость сделать правильный выбор.
Грядущие дни[]
В эти дни Воители застыли на распутье, не зная, что лучше: нападать или отступать. Их слишком мало для того, чтобы сражаться с Узурпаторами на равных, и выстоять в открытом бою с ними, но они не могут оставить без ответа амарант Саулота и беспощадное уничтожение своего клана. За каждый удар, нанесенный по Узурпаторам, еще один Салюбри выходит из тени, и платит за это смертельную цену. Тем не менее, расплата за смерть каждого Салюбри также оказывается быстрой и жестокой, в результате чего сгорает еще одна капелла, умирает еще один Узурпатор, или гибнет еще одна пешка. Но, прежде всего, Воители опасаются, что из-за крестового похода против Тремеров, они не смогут должным образом бороться против служителей Ада. По мере того, как уменьшается их численность, оставшиеся Воители погружаются в бездну гнева и отчаяния. Они пытаются использовать эту ярость в благих целях, но все их старания обращаются против них самих. Существует ли место, где они могут найти безопасное убежище, когда даже Церковь, в рядах которой пытались обрести пристанище столь многие Салюбри, стала смертоносным оружием, направленным против них?
Нуриэль упоминал о клятвах гостеприимства, принесенных некогда кланом Цимисхов, и что верность этим клятвам позволила спастись многим Воителям. Он поведал об этом очень немногое, лишь сказав однажды, что восточные земли, раскинувшиеся среди лесов и ледяных озер Карпат, могут оказаться для его клана гораздо более гостеприимными, чем кто-либо мог предположить. Он так же произнес слова "Орест и Афина", которые должны были стать ключом к этой странной загадке. В силу того, что мне еще не удалось побеседовать с кем-либо из Извергов, я не смог расспросить их об этом, и был вынужден обратиться к Гесиоду и Эсхилу, которые не сумели оказать мне какой-либо значительной помощи в разгадке данной тайны.
Те, кто сражаются[]
Помимо тех, с кем мне довелось побеседовать лично, мне также довелось услышать несколько имен легендарных Воителей. Я не могу сказать, сколько из них до сих пор странствуют по земле, хотя я верю, что многие из них предпочли укрыться где-то в потайных местах, не столько ради того, чтобы обеспечить свою безопасность, сколько для того, чтобы защитить наследие Самиэля.